Левая рука тьмы (сборник)

Но Ромаррен, высказав свое пожелание и услышав, что оно будет исполнено, был уже где-то не здесь. Он уже отключился от реальности, воспринимая ее просто как шум.

— Мы тоже хотели бы узнать о вас побольше. Теперь, когда вы уже чувствуете себя вполне здоровым, нам не терпится…

Наступила тишина. Затем шум возобновился:

— Наши слуги ждут, чтобы чем-нибудь вам угодить. Если вы захотите освежиться или пообщаться с кем-нибудь, вам нужно только подойти к двери и сказать об этом.

Снова наступила тишина, и наконец назойливое присутствие этого человека перестало мешать Ромаррену. Но он думал не о нем. Он слишком был поглощен самим собой, чтобы беспокоиться о странной манере поведения своих хозяев. Суматоха в его мозгу нарастала с каждой минутой. У него было ощущение, будто его волокут на встречу с кем-то или с чем-то, чего он не сможет выдержать, и в то же самое время он сам страстно хотел увидеть это, узнать и идентифицировать. Самые тяжелые дни тренинга Седьмой Ступени были всего лишь бледной тенью этого расплывчатого чувства потери индивидуальности. То расстройство рассудка было стимулированным, тщательно контролируемым, это же полностью вышло из-под его влияния. Или же… Он, может быть, сам вел себя к этому, стараясь достичь критической точки?

Но кто же был этот «он», который принуждал сам и которого принуждали? Он был убит и возвращен к жизни. Но была ли смертью та смерть, о которой он не в состоянии вспомнить?

Чтобы не поддаться панике, он стал искать предмет, глядя на который он мог бы сосредоточиться — прием из некогда пройденного курса обучения технике выхода из трудных положений, которая базировалась на сосредоточении на одной конкретной вещи с целью восстановления правильности анализа и способности к умозаключению. Но все вокруг было чуждым, необычным и обманчивым. Даже пол под его ногами был мрачным листом тумана. Он снова обратил внимание на книгу, которую просматривал, когда вошла та женщина.

Книга… Он держал ее в своих руках, она была реальной. Он очень осторожно взял ее и взглянул на страницу, на которой она была открыта. Столбцы красивых, лишенных значения знаков, строчки наполовину понятной рукописи, буквы которой сильно отличались от тех, которые он изучал когда-то давным-давно по Сборнику Первых Текстов. Он смотрел на эти знаки и не мог прочитать их. И слово, значение которого было для него непонятным, складывалось из них. Первое слово:

Путь…

Он перевел взгляд с книги на собственную руку, которая держала книгу. Чья это рука, которая загорела под чужим солнцем и покрылась шрамами чужой жизни?

Чья она?

Путь, который можно пройти,

Не есть вечный путь.

Имя…

Он не мог вспомнить имя, он не мог бы прочесть его. Он читал эти слова во сне, в том долгом сне, когда он был мертв.

Имя, которое нельзя назвать,

Не есть вечное Имя.

Вместе с тем сном над ним поднялась какая-то огромная волна и обрушилась на него. Он стал Фальком, но продолжал быть и Ромарреном. Он был глупцом и он был мудрецом.

Он стал единым человеком. Он был рожденным дважды!

Глава двенадцатая

В эти первые полные страха часы он молился, чтобы его избавили то от одного «Я», то — от другого. Один раз, когда он мучительно громко выкрикнул что-то на своем родном языке, он не понял произнесенных им же самим слов, и это было настолько ужасно, что он даже заплакал, ощущая собственное бессилие.

Он был Фальком, когда не понял эти слова, и Ромарреном, когда заплакал.

В это самое мгновение своих непрекращающихся страданий он в первый раз дотронулся — всего на какой-то миг — до уравновешивающего стержня в самой сердцевине своей личности и на мгновение стал «собой». Затем он снова потерял это ощущение равновесия, но в нем затеплилась надежда, что мгновение равновесия и гармонии повторится.

Гармония!

Когда он был Ромарреном, он цеплялся за это понятие, и, возможно, то, что он мастерски владел доктриной своего родного народа Келшак, удерживало его от падения в бездну Безумия. Но пока еще не было воссоединения или равновесия двух разумов, которые разделяли его черепную коробку, и он вынужден был метаться между ними, вытесняя одну личность другой. Он едва был в состоянии передвигаться, будучи подвержен галлюцинациям владения двумя телами. По сути он был двумя физически разными людьми. Он не отваживался спать, хотя и устал до изнеможения, — он очень боялся пробуждения.

Была ночь, и он был предоставлен самому себе. «Самим себе», — уточнил Фальк. Поначалу он был сильнее, поскольку был некоторым образом подготовлен к этому испытанию. Именно Фальк был первым, именно он затеял диалог с Ромарреном, а не наоборот.

«Мне нужно хоть немного поспать, Ромаррен, ты понимаешь?» — сказал он.

Ромаррен воспринял его слова, как мысленно произнесенные, и совершенно искренне ответил:

«Я боюсь уснуть».

Некоторое время Ромаррен бодрствовал и воспринимал сны Фалька подобно теням и эху в своем мозгу.