Аргавен был безумен, зловещее расстройство мозга накладывало отпечаток на столицу, она была полна страхом. Все хорошее в его правление было достигнуто благодаря министрам и кноремми. Но король не причинял много вреда. Его ночные кошмары не приносили ущерба королевству. Однако двоюродный брат короля Тайб был совсем иным. В его безумии была логика, и Тайб знал, как действовать и когда действовать, он не знал лишь, когда нужно остановиться.
Тайб часто выступал по радио. Эстравен, находясь у власти, никогда этого не делал, и вообще это было не в кархидских обычаях. Их правительство, как правило, действует скрытно и обиняками. Тайб, однако, ораторствовал. Слыша его голос, я снова видел длиннозубую улыбку и лицо, покрытое сетью морщин. Речи его были длинными и громкими — восхваления Кархида и пренебрежительные замечания об Оргорейне, поношение «неверных друзей», крики о неприкосновенности кархидских границ, экскурсы в историю, этику, экономику — и все в напыщенном, манерном, эмоциональном тоне, перемешанном с бранью и низкой лестью. Он много говорил о гордости за свою страну и его любви к отечеству, но мало о шифгреторе, личной гордости и престиже. Неужели Кархид так утратил свой престиж в деле с долиной Синот, что от этой проблемы невозможно отступиться.
Тайб часто говорил о престиже и о долине Синот. Я решил, что он сознательно избегает разговоров о шифгреторе, поскольку хочет возбудить эмоции на более элементарном, неконтролируемом уровне. Он хотел расшевелить нечто, замещением и улучшением чего был шифгретор. Он хотел, чтобы его слушатели были испуганы и рассержены. Темами его была не твердость и любовь, хотя он постоянно употреблял эти слова. Когда он употреблял их, они означали хвастовство и ненависть. Он много говорил о правде, утверждая, что готов заглянуть под внешний лоск цивилизации.
Это была вездесущая, повсеместная и удобная метафора — насчет лоска, скрывающая под собой реальность. Она разом скрывала дюжину ошибок. Одна из самых опасных: цивилизация, будучи искусственной, неестественна, она является противоположностью примитивности. Конечно, нет никакого лоска. Происходит процесс роста. И примитивность, и цивилизация являются ступеньками этого процесса. Если у цивилизации и есть противоположность, то это война. Разумеется, эти противоположности исключат друг друга. Либо то, либо другое, но не обе сразу.
Когда я слышал трескучие, напыщенные речи Тайба, мне казалось, что он хочет, чтобы его народ сделал выбор, который он уже сделал в начале своей истории. Время для этого, казалось, уже созрело.
Медленно, как и их материальный и технологический прогресс, они в конце концов в последние пять, десять, пятнадцать столетий забежали вперед по сравнению с природой. Они больше не зависели полностью от капризов своего безжалостного климата. Плохой урожай не приводил к голодной смерти области, а суровая зима не изолировала целые города. На этой основе материальной стабильности Оргорейн постепенно создал объединенное и эффективно действующее централизованное государство. Кархид двигался по тому же пути, и вот, чтобы ускорить это, требовалось развивать торговлю, улучшать дороги, фермы, школы и тому подобное. Все это цивилизация, лоск. И все это Тайб презрительно отвергал. Он стремился к более уверенному, быстрому превращению своего народа в нацию — к войне. Его идеи относительно войны были не слишком точны и определенны, но зато очень громки. Другим способом объединения в нацию могла бы быть религия, но ее под рукой не оказалось, и он все поставил на войну.
Я отправил регенту письмо, в котором привел свой вопрос, заданный предсказателям, и их ответ на него. Тайб не ответил. Тогда я отправился к орготскому послу и попросил разрешения на посещение Оргорейна.
Официальных лиц, представляющих Стабилей на Хейне в Экумене меньше, чем работников посольства одной маленькой страны в другой, и все они были вооружены метрами звуковых и обычных записей.
Они были медлительны и основательны. Ни следа поспешного высокомерия или внезапной хитрости, которыми отмечены власти Кархида.
Я ждал, пока они заполняли свои бумаги. Ожидание становилось тревожным. Число дворцовых стражников и городских полицейских на улицах Эрхенранга, казалось, увеличивалось с каждым днем. Они были вооружены, и у них появилось нечто вроде мундира. Настроение в городе было унылое, хотя дела и шли хорошо, всеобщее процветание и теплая погода должны были улучшить настроение. Никто не хотел иметь со мной никакого дела. Мой «хозяин» больше не показывал зевакам мою комнату, но постоянно жаловался, что его изводят «люди из дворца», и обращался со мной с гораздо меньшим уважением. Тайб произнес речь о набеге в долине Синот: «Храбрые кархидские фермеры, истинные патриоты, перешли границу к югу от Сассинота, напали на орготскую деревню и сожгли ее.
Убили девять жителей и утащили тела с собой, чтобы утопить их в реке Эй. Подобную могилу, — заявил регент, — найдут все враги нашей нации!» Я слушал эту речь в обеденном зале своего острова.