Левая рука тьмы (сборник)

Во время этой паузы я подумал, что беззащитный чужак не должен требовать объяснений у всесильного премьер-министра. Тем более что мне, видимо, никогда не понять основ власти и принципов деятельности правительства. Вне всякого сомнения, это было вопросом шифгретора — престижа, достоинства, гордости — непереводимого и вездесущего принципа социальных отношений в Кархиде и во всех цивилизациях Гетена. И именно этого я не понимал.

— Вы слышали, что сказал мне сегодня король на церемонии?

— Нет.

Эстравен склонился к очагу, поднял с горячих углей кувшин с пивом и наполнил мою кружку. Он больше ничего не сказал, поэтому я добавил:

— Король не говорил с вами в моем присутствии.

— И в моем.

Я был уверен, что снова чего-то не понял. Проклиная все эти хитрости — женские хитрости, — я сказал:

— Вы пытаетесь сообщить мне, лорд Эстравен, что вышли из милости короля?

Я думал, что он разгневается, но он только ответил:

— Я ничего не стараюсь вам сообщить, господин Ай.

— Клянусь, я хотел бы, чтобы вы постарались.

Он с любопытством взглянул на меня.

— Что ж, тогда скажем так. При дворе есть личности, которые, пользуясь вашим выражением, находятся в милости у короля и которым не нравится ваше пребывание и ваша миссия здесь.

Поэтому ты и торопишься присоединиться к ним, продать меня, чтобы спасти свою шкуру, подумал я. Впрочем, что толку сожалеть? Эстравен — придворный политик, а я — глупец, поверивший ему. Даже в двуполом обществе политики это не совсем нормальные люди.

Приглашение на обед свидетельствовало, что он полагает, будто я так же легко восприму его предательство, как он совершил его. Ясно, что внешние приличия здесь важнее честности. Поэтому я сказал:

— Мне жаль, что ваша доброта ко мне причинила вам неприятности.

Глядя на горящие угли, я радовался чувству морального превосходства, но, впрочем, недолго: его действия были слишком непредсказуемы.

Он откинулся назад, так что красные отсветы легли на его колени, на красивые и сильные маленькие руки, на серебряную кружку, но лицо его оставалось в тени — смуглое лицо, всегда затененное густыми бровями и ресницами. Лицо его почти всегда оставалось лишенным выражения. Можно ли разгадать выражение морды кошки, тюленя, выдры? Многие гетенианцы похожи на этих животных с глубокими яркими глазками, не меняющими выражения.

— Я сам причинил себе неприятности, — ответил он, — действием, которое не имеет никакого отношения к вам, господин Ай. Вы знаете, что между Кархидом и Оргорейном идет спор из-за полоски земли вдоль нашей границы в высоких Северных Холмах вблизи Сассинота. Дед Аргавена объявил долину Синота принадлежащей Кархиду, но Сотрапезники никогда не признавали этого. Я помог некоторым кархидским фермерам переселиться подальше к востоку от границы, решив, что можно просто оставить эту полоску орготам, которые владели ею несколько тысячелетий. Я служил в администрации Северных Холмов несколько лет назад и знал многих из этих фермеров. Мне не хотелось, чтобы их убили в пограничных стычках или отправили на добровольные фермы Оргорейна. Почему бы не убрать сам предмет спора? Но это, оказывается, не патриотическая мысль. В сущности, это трусость и оскорбление самого короля.

Его ирония и эти тонкости пограничного конфликта с Оргорейном были мне безразличны. Я вернулся к тому, что меня больше интересовало. Веря ему или нет, все же я мог извлечь из него кое-какую пользу.

— Простите, — сказал я, — как жаль, что история с несколькими фермами может помешать моей важнейшей миссии. Речь идет о гораздо большем, чем несколько миль спорной территории.

— Да, о гораздо большем. Но, может быть, Экумен, у которого от границы сотни световых лет, отнесется к нам с пониманием и сочувствием.

— Стабили Экумена очень терпеливые люди. Они будут ждать и сто и пятьсот лет, пока Кархид и остальной Гетен не решат, присоединиться ли им ко всему человечеству. Я сейчас говорю о личной надежде. И личном разочаровании. Я думаю, что с вашей поддержкой…

— Я тоже. Что ж, ледник не тает за одну ночь.

Поговорки легко соскальзывали с его губ, но мысленно он был где-то далеко. Он думал. Я представил себе, как он передвигает меня вместе с другими пешками на шахматной доске.

— Вы появились в моей стране, — сказал он наконец, — в необычное время. Жизнь меняется, мы куда-то поворачиваем. Впрочем, не очень в сторону от обычного пути. Я думаю, что ваше присутствие и ваша миссия помогут нам выбрать нужный путь и в нужном месте. Все это очень ненадежно, господин Ай.

Раздраженный этими общими словами, я произнес:

— Вы считаете, что сейчас неподходящий момент. Вы советуете мне отказаться от аудиенции?

Я сознательно допустил оплошность, но Эстравен даже не улыбнулся, не мигнул.

— Боюсь, что только король может сделать это, — спокойно ответил он.

— О боже, я не это имел в виду.