Левая сторона души. Из тайной жизни русских гениев

Реконструкция некоторых дуэлей Ф. Толстого-Американца: Об этом ходило множество легенд. Англичанин Миллинген в книге, изданной в Лондоне в позапрошлом веке, рассказывает, как однажды, поссорившись с неким морским офицером, Толстой послал ему вызов, который тот отклонил под предлогом чрезвычайного превосходства графа во владении пистолетом. Тогда Толстой предложил уравнять шансы, стреляясь дуло в дуло. Но и на это не согласился моряк, предложивший, в свою очередь, избрать «морской способ» – бороться в воде, пока один из противников не утонет. Толстой плавать не умел и стал отказываться, но был тут же обвинён в трусости. Тогда он – объяснение происходило на корабле – схватил противника и бросился вместе с ним в море. Выплыли оба, но несчастный моряк так переволновался, что умер от сердечного приступа.

А.А. Стахович, современник Толстого, записал такую историю: «Толстой был дружен с одним известным поэтом, лихим кутилой и остроумным человеком, остроты которого бывали чересчур колки и язвительны. Раз на одной холостой пирушке один молодой человек не вынес его насмешек и вызвал остряка на дуэль. Озадаченный и отчасти сконфуженный, поэт передал об этом “неожиданном пассаже” своему другу Толстому, который в соседней комнате метал банк. Толстой передал кому-то метать банк, пошёл в другую комнату и, не говоря ни слова, дал пощечину молодому человеку, вызвавшему на дуэль его друга. Решено было драться тотчас же; выбрали секундантов, сели на тройки, привёзшие цыган, и поскакали за город. Через час Толстой, убив своего противника, вернулся и, шепнув своему другу, что стрелять ему не придётся, спокойно продолжал метать банк».

Писательница М.Ф. Каменская, двоюродная племянница Толстого, рассказывала о своём дяде: «Убитых им на дуэлях он насчитывал одиннадцать человек. Он аккуратно записывал имена убитых в свой синодик. У него было 12 человек детей, которые все умерли во младенчестве, кроме двух дочерей. По мере того, как умирали дети, он вычёркивал из своего синодика по одному имени из убитых им людей и ставил сбоку слово “квит”. Когда же у него умер одиннадцатый ребенок, прелестная умная девочка, он вычеркнул последнее имя убитого им и сказал: “Ну, слава Богу, хоть мой курчавый цыганёночек будет жив”. Этот цыганёночек была Прасковья Фёдоровна, впоследствии жена В.С. Перфильева, московского губернатора». Между прочим, замечает по этому поводу автор исследования о русской дуэли Владислав Петров (Дружба Народов 1998, 5), только чудо расстроило дуэль Толстого с Пушкиным в 1826 году, и кто знает, не случись целой череды несовпадений, может быть, и довелось бы Толстому досрочно сыграть роль Дантеса.

Дуэль двадцать пятая (?). С Дмитрием Хвостовым.

Сведения об этом происшествии есть в воспоминаниях писателя и мемуариста Н.А. Маркевича: «Часто ездивши в Псков, он на каждой станции Пушкин писал четверостишие; одно из этих четверостиший чуть не закончилось дуэлью. Пушкин нашёл на станции камер-юнкера графа Хвостова, читающего книгу, по стенам ползало множество тараканов, вдобавок в дверь влезла свинья. Пушкин написал:

В гостиной свиньи, тараканы

и камер-юнкер граф Хвостов.

В натуре было действительно так, но это не понравилось Хвостову в стихе. Уж не помню, как их помирили».

От себя добавлю тут, что может и не пришлось их тогда мирить. Все мемуаристы, между прочим, отмечают необычайное добродушие графа Хвостова. Он мог и не обратить внимания на опять не слишком изящную выходку Александра Сергеевича. Если бы Дмитрий Хвостов не был столь великолепно миролюбив, дуэль между ними могла бы произойти много раньше.

Дело в том, что Хвостов тоже писал стихи, в большом количестве, но настолько бездарные, что в среде литераторов петербургских стал живым воплощением графомании. Его так и называли «королём графоманов». И вот Пушкин опять не устоял и написал посвящение Д. Хвостову, настолько оскорбительное, что за такое, конечно, бьют канделябром:

Я же грешную дыру

Не балую детской модой

И Хвостова жесткой одой

Хоть и морщуся, да тру.

Нет, не грех за такое отвесить пощёчину, вызвать на дуэль, или, в крайнем случае, пожаловаться высшему начальству.

И что же граф Хвостов? Пощёчины не дал, на дуэль не вызвал, начальству не пожаловался. А впоследствии, а именно в 1831 году, он написал послание, обращённое к Пушкину, полное неумеренных похвал и превосходных эпитетов. А в следующем году сочинил весёлую песенку в честь Пушкина, в которой опять всячески восхвалял поэтический дар Александра Сергеевича.

Дуэль двадцать шестая (?). С неизвестным.

Из письма Фёдора Глинки биоргафу Пушкина Петру Бартеневу: «Мне удалось даже отвести его от одной дуэли. Но это постороннее…».

Комментаторы ничего не знают об этом эпизоде.