Левая сторона души. Из тайной жизни русских гениев

«Дело вот как было, – напишет общий знакомый Пушкина и Лермонтова А.И. Тургенев, – барон д’Андре, первый секретарь французского посольства в Петербурге. – Е.Г.) помнится, на вечеринке у Гогенлоэ, спрашивает меня, правда ли, что Лермонтов в известной строфе своей бранит французов вообще или только одного убийцу Пушкина, что Барант (тут речь идёт о самом посланнике Франции, отце Эрнеста Баранта Амабле Гийоме Проспере Брюжьер де Баранте. – Е.Г.) желал бы знать от меня правду. Я отвечал, что не помню, а справлюсь; на другой же день встретил я Лермонтова и на третий получил от него копию со строфы; через день или два, кажется, на вечеринке или на бале уже самого Баранта, я хотел показать эту строфу Андре, но он прежде сам подошёл ко мне и сказал, что дело уже сделано, что Барант позвал на бал Лермонтова, убедившись, что он не думал поносить французскую нацию…».

С чего бы это вдруг послу спустя два года допытываться ещё раз о том, что ему должно быть и так ясно? Этим, оказалось, интересуется его сын.

Так в истории Лермонтова впервые появляется ещё одно роковое для русской поэзии французское имя – Эрнест Барант. Пушкин соединил этих двух. Хотя и выяснилось, что не всю Францию винит Лермонтов, но его имя уже запомнилось мнительному французу, запомнилось в обстоятельствах, закрепивших начальную неприязнь…

Далее события развиваются так:

«…Спор о смерти Пушкина, – пишет известная поэтесса Е.П. Растопчина, одна из бесчисленных кузин Лермонтова, – был причиной столкновения между ним и г. де Барантом, сыном французского посланника…». Многие другие считают, что причиной наметившейся дуэли, напротив, были «несколько успехов у женщин, несколько салонных волокитств», но, как бы то ни было, начальная неприязнь выросла до размеров грозных. Дело надо было решать поединком.

И тут еще одно необычайное и значительное совпадение. «Барант потребовал драться a l’epee francaise (по-французски, на шпагах). Лермонтов отвечал, что он не французский маркиз, а русский гусар, что шпагой никогда не владел, но что готов дать сатисфакцию, которую от него требуют. Съехались в назначенное место, дрались, никто ранен не был, и когда секунданты стали их разнимать, то Лермонтов сказал Баранту: я исполнил вашу волю, дрался по-французски, теперь я вас приглашаю драться по-русски на пистолетах, – на что Барант согласился. Русская дуэль была посерьёзнее, но столь же мало кровопролитная, сколь и французская…».

Представьте, как поразительно мне было узнать, что Лермонтов на этой дуэли мог быть убит из того же пистолета, что и Пушкин. Проверить это оказалось не таким уж трудным делом. Вспомним, как стрелялся Пушкин. Вернее, откуда взялась пара пистолетов, которые привёз к месту дуэли виконт д’Аршиак, секретарь французского посольства, секундант Дантеса. Он взял их в посольстве, у того самого Эрнеста Баранта. А сам Барант привёз их с собой в 1835 году. Об этом можно было узнать на выставке «Пушкин и его эпоха» 1937 году в Париже. Её, выставку, организовал Серж Лифарь, там он и представил публике ящичек с дуэльными пистолетами работы К. Ульбриха, о которых в пояснительной записке сообщалось, что это «пистолеты барона Э.де Баранта, одолженные для дуэли с Пушкиным виконту д’Аршиаку, секунданту барона Дантеса». Это были пистонные пистолеты, которые в те годы только-только приняли на вооружение французской армии. В отличие от популярных дуэльных пистолетов Лепажа и Кюхенрейтера боевые пистонные пистолеты очень редко давали осечку. Пистолеты эти изготовил на Дрезденском оружейном дворе Карл Ульбрих, который был знаменитым и первоклассным оружейным мастером. В дуэли с Пушкиным осечки не было.

Теперь, когда стрелялся сам Эрнест Барант, он, само собой, мог бы использовать для того собственные пистолеты, то есть те самые, которые уже знамениты были участием в дуэли Дантеса с Пушкиным. Я так и думал долгое время. Смотрите, как близко история Пушкина подходит тут к истории Лермонтова. Удивительно…

Конец этого происшествия таков. Сам Лермонтов в донесении полковому начальству описал его лаконически: «Так как Барант почитал себя обиженным, то я предоставил ему выбор оружия. Он избрал шпаги, но с нами были также и пистолеты. Едва мы успели скрестить шпаги, как у меня конец переломился, а он слегка оцарапал мне грудь. Тогда мы взяли пистолеты. Мы должны были стрелять вместе, но я немного опоздал. Он дал промах, а я уже выстрелил в сторону. После сего он подал мне руку, и мы разошлись».

Из документов военно-судного дела следует, что пистолеты (обе пары) к месту дуэли привёз А.А. Столыпин, секундант М.Ю. Лермонтова, следовательно, среди них вряд ли были именно те пистолеты, которые были задействованы в дуэли Пушкина и Дантеса. Но я буду продолжать думать, что те, «пушкинские», пистолеты участвовали и в этой дуэли. И что француз Барант целился в Лермонтова именно «из того пистолета».