Левиафан

— Отблеск божьего глаза, — внезапно произнёс Джордж. — Восприятие реальности в огромной степени зависит от масштаба. У секвойи совсем другое время, чем у человека.

Левиафан подплывал к ним все ближе и все ближе притягивал их к себе. В центре пирамиды, будто подводное солнце, горело одинокое пылающее красное ядро, похожее на стеклянную гору.

— Насколько же он одинок! Человек, проведя в полном одиночестве хотя бы полчаса, зачастую начинает испытывать невыносимые страдания. Как же должно страдать от одиночества существо, для которого год по человеческим меркам длится миллион лет! Оно должно очень страдать! — Джордж, о чем ты говоришь? — спросил Джо.

— Есть растения, — сказал Хагбард, — которые живут только за счёт его света. На такой глубине, где растения в принципе не могут существовать. За миллионы лет вокруг него образовалась целая туча сопутствующих форм жизни.

Все ещё удивлённый странными речами Джорджа, Джо посмотрел на экран и увидел слабо светящееся облако вокруг угловатого тела Левиафана. Должно быть, это и была та туча существ-спутников.

Дверь снова открылась: на мостик вошли Гарри Койн, Отто Уотерхаус и Джон-Джон Диллинджер.

— У нас нет боевых постов, поэтому я решил попытаться выяснить, что вообще происходит, — сказал Диллинджер. Он увидел на экране Левиафана и застыл с открытым ртом. — Боже праведный!

— Господи страдающий Боже, — пробормотал Гарри Койн. — Если бы я мог трахнуть эту штуку, то потом гордился бы, что трахнул самое большое существо на Земле.

— Выдать тебе акваланг? — предложил Хагбард. — Может быть, ты сумеешь его отвлечь.

— Чем же он питается? — спросил Джо. — Такой громадине нужно постоянно есть, чтобы выжить.

— Он всеяден, — ответил Хагбард. — У него просто нет другого выхода. Пожирает организмы, которые живут возле него, но может питаться чем угодно, от амёб и водорослей до китов. Кроме того, он, вероятно, как и растения, извлекает энергию из неорганической материи. На протяжении геологических эпох его рацион должен был меняться. Миллион лет назад он не был таким большим. Он понемножку растёт.

— Я — первый из всех живых существ, — провозгласил Джордж. — Первое живое существо было Одно. И оно по-прежнему Одно.

— Джордж! — Хагбард пристально глядел в глаза молодому блондину. — Джордж, почему ты говоришь такие вещи?

— Он приближается, — сказал Отто.

— Хагбард, что ты собираешься делать, черт побери? — взорвался Диллинджер. — Мы будем драться, убегать или же позволим этой твари нас сожрать?

— Пусть он подойдёт к нам поближе, — ответил Хагбард. — Я хочу хорошенько его рассмотреть. Мне ни разу в жизни не выпадал такой шанс, и, возможно, я больше никогда не увижу это существо.

— Смотри, как бы не пришлось рассматривать его изнутри, — буркнул Диллинджер.

От каждого из пяти углов пирамиды отходили пучки из пяти щупалец в тысячи футов длиной каждое, усеянных вторичными щупальцами — длинными, похожими на проволоку усиками, которые первыми и коснулись подводной лодки. Одно из главных щупальцев опутало корпус «Лейфа Эриксона». Сейчас к лодке приближался конец второго щупальца. На самом его торце пылало нечто вроде красного глаза — уменьшенная копия красного ядра в центральном пирамидальном теле. Под этим глазом располагалось огромное отверстие, заполненное островерхими рядами выступов, напоминающих зубы. Отверстие пульсировало, расширяясь и сокращаясь.

— Вот эти щупальца и послужили прообразом иллюминатских символов, — заметил Хагбард. — Глаз в вершине пирамиды. Змей, обвивающий мир кольцами или кусающий себя за хвост. У каждого из щупалец собственный мозг, который руководствуется сигналами от собственных органов чувств.

Отто Уотерхаус с изумлённым видом покачал головой.

— Как по мне, ребята, мы все до сих пор под кислотой.

— Долгое время, — произнёс Джордж, — я жил в одиночестве. Мне поклонялись. Я питался мелкими и скорыми, которые жили и умирали быстрее, чем я успевал заметить их. Я один. Я был первым. Все остальные оставались мелкими. Они объединялись вместе и за счёт этого становились больше. Но я всегда был больше, чем они. Когда мне что-то требовалось — щупальце, глаз, мозг, — оно у меня вырастало. Я менялся, но всегда оставался Собой.

— Он с нами говорит, — сообразил Хагбард, — используя Джорджа в качестве медиума.

— Что тебе надо? — спросил Джо.

— Все сознание во всей Вселенной Едино, — сказал Левиафан через Джорджа. — Оно взаимодействует само с собой на неосознаваемом уровне. Я ощущаю этот уровень, но не могу взаимодействовать с другими формами жизни на этой планете. Они для меня слишком малы. Долго, очень долго ждал я появления такой формы жизни, которая сможет со мной общаться. И вот наконец я её нашёл.

Вдруг Джо Малик начал смеяться. — Я понял, — воскликнул он. — Я понял!

— Что ты понял? — напряжённо спросил Хагбард, увлечённый монологом Левиафана.

— Мы в книге!

— Что ты имеешь в виду?