Помимо названного, «ядерная зима» несомненно, вызовет почти полное разрушение существующих ныне экосистем, столь важных для поддержания жизнедеятельности человека.
Критическая точка, после которой начнутся необратимые катастрофические изменения биосферы и климата Земли, уже определена. Ее «ядерный порог» очень невысок и составляет порядка ста мегатонн.
Никакая система противоракетной обороны не сможет быть на сто процентов непроницаемой и гарантировать хотя бы относительную безопасность того или иного государства. Между тем, для непоправимой беды хватит и одного процента существующего ядерного арсенала, что составляет примерно сотню боеголовок межконтинентальных баллистических ракет, по совокупной мощности равных пяти тысячам «хиросимам»…
Морев перевернул очередную страницу, но там начиналась новая, не относящаяся к прежней, тема.
– Что ж, – подумал он, – достаточно и этого. И впервые по настоящему ощутил неотвратимость того, что должно было произойти.
Смерти Морев не боялся. Он достаточно долго служил на лодках и свыкся с мыслью о ней. Уверен он был и в экипаже. Каждый, прослуживший в подплаве несколько лет, в море неизбежно превращался в боевого зомби, автоматически выполнявшего все то, что от него требовалось. Это подтверждал опыт прошлой войны, который постоянно культивировался и вбивался в головы всех последующих поколений подводников.
Обведя глазами напряженно застывший на своих местах боевой расчет, Морев приказал сидящему на рулях боцману точнее держать глубину и повернулся к старпому.
– Юрий Михайлович, зайди к ракетчикам, а затем проверь все другие боевые посты. Меня интересует психологическое состояние людей.
– Слушаюсь, – кивнул головой старпом и, прихватив с собой ПДУ, исчез в полумраке люка.
На третьем часе напряженного ожидания, на трапе звякнула ступенька и тяжело отдуваясь в центральный поднялся заместитель.
– Вот, – протянул он Мореву подрагивающий в руке бланк шифрограммы.
Чувствуя неотвратимое и каменея лицом, тот взял бланк и впился в него глазами. Там был приказ о нанесении ядерного удара десятью из шестнадцати ракет.
Чужим голосом командир оповестил об этом боевой расчет, на корабле сыграли тревогу, и крейсер стал выходить в ракетную атаку, совершая необходимые эволюции по глубине, скорости и курсу. В пульт управления ракетами были заложены извлеченные из пакета перфокарты. Затем Морев, заместитель и командир БЧ-2, вставив в него стрельбовые ключи, включили «ядерную кнопку». С этого момента пошел необратимый отсчет времени, отведенной автоматике для выполнения залпа. Вцепившись руками в подлокотники кресел, боевой расчет замер в напряженном ожидании.
Ровно через минуту корпус ракетоносца затрясся от титанических ударов, и отсеки наполнились глухим ревом.
Из шахт, одна за одной, стартовала и уносилась к поверхности ядерная смерть.
Как только автоматика подтвердила выход последней, бледный Морев отдал команду привести в исходное стартовый комплекс, после чего крейсер с дифферентом на нос ввинтился во мрак и на предельной скорости стал уходить из района старта.
В момент пуска ракет он, безусловно, был засечен из космоса, и со стороны США должен неизбежно последовать ответный удар.
Через несколько минут бешеной гонки, сзади раздался нарастающий гул, с подволока отсеков на головы подводников посыпались стекла плафонов, и ракетоносец завертело в гибельном водовороте пучин. Практически лишившись управления, он падал на дно.
Срываясь на крик и преодолевая оцепенение, Морев приказал уцепившемуся за пульт механику аварийно продуть концевые группы цистерн.
– Есть, – прохрипел тот и потянулся к панели управления
Спустя секунду ракетоносец вздрогнул от рева врывающегося в цистерны воздуха высокого давления, под ногами мелко завибрировала палуба, и гибельное падение замедлилось.
– Боцман! – рули на всплытие, в турбинном, прибавить оборотов! – выплевывал из себя команды Морев, впившись глазами в дрожащую стрелку глубиномера.
На тысячеметровой отметке ее ход замедлился, черное жало дрожа застыло и потом нехотя покатилось обратно.
– Девятьсот, восемьсот, семьсот…, – шевеля побелевшими губами, выдыхал из себя каждый в центральном, словно молитву.
– Так держать, – сглотнул застывший в горле ком Морев, когда ракетоносец вышел на рабочую глубину и, смахнув ладонью катящийся со лба пот, обессилено откинулся в кресле.
Ни он, ни другие в центральном посту еще не верили, что пучина выпустила корабль из своих роковых объятий. Провалившись на запредельную глубину, он остался цел и, судя по всему, не особенно пострадал.
Вскоре это подтвердилось и поступившими из отсеков докладами. В девятом вышла из строя автоматика, а в первом разгерметизировалась аккумуляторная яма и произошла утечка водорода. Не считая многочисленных синяков и ушибов, легко отделалась и команда. Однако ее психологическое состояние внушало опасения.
Все без исключения были глубоко подавлены и опустошены. Каждый с ужасом понимал, что свершилось непоправимое и сейчас в адском смерче погибает все то, что есть на суше. В том числе их родные и близкие.