Левиафан

Тут Фандорин произнес загадочную фразу. Склонившись к раненому, он тихо сказал: «Ну вот. Аоно-сан, ваша мечта и сбылась – теперь вы мой ондзин. Бесплатные уроки японского, к сожалению, отменяются».

Однако мистер Аоно эту тарабарщину, кажется, отлично понял и раздвинул побелевшие губы в слабой улыбке.

Когда матросы унесли перебинтованного японского джентльмена на носилках, доктор занялся миссис Клебер.

К изрядному нашему удивлению выяснилось, что деревянная колода не проломила ей череп, а лишь набила шишку. Мы кое-как вынули оглушенную преступницу из-под лондонской достопримечательности и перенесли в кресло.

«Боюсь, плод не выживет после такого шока, – вздохнула миссис Труффо. – А ведь бедный малютка не виноват в прегрешениях своей матери».

«Ничего с малюткой не случится, – уверил ее супруг. – Эта… особь обладает такой живучестью, что наверняка родит здорового ребенка, причем легко и в срок».

Фандорин присовокупил с покоробившим меня цинизмом: «Есть основания надеяться, что роды произойдут в тюремном лазарете».

«Страшно подумать, что родится из этого чрева», – содрогнувшись, произнесла мисс Стамп.

«Во всяком случае, беременность спасет ее от гильотины», – заметил доктор.

«Или от виселицы», – усмехнулась мисс Стамп, напомнив нам об ожесточенной дискуссии, некогда развернувшейся между комиссаром Гошем и инспектором Джексоном.

«Максимум того, что ей грозит – небольшой тюремный срок за покушение на убийство господина Аоно, – кисло молвил Фандорин. – Да и то найдутся смягчающие обстоятельства: аффект, потрясение, та же беременность. Больше ничего доказать не удастся – она блестяще нам это продемонстрировала.

Уверяю вас, очень скоро Мари Санфон снова окажется на свободе».

Странно, но никто из нас не говорил о платке, словно его и не было вовсе, словно вслед за ярким шелковым лоскутом ветер унес в небытие не только сто британских броненосцев и французский revanche, но и болезненный дурман, окутывавший умы и души.

Фандорин остановился возле поверженного Биг-Бена, которому теперь был прямой путь на свалку: стекло разбито, механизм испорчен, дубовая панель треснула сверху донизу.

«Славные часы, – сказал русский, лишний раз подтвердив тот общеизвестный факт, что славяне начисто лишены художественного вкуса. Непременно починю их и возьму с собой».

«Левиафан» мощно загудел, должно быть, приветствуя встречное судно, и я стал думать о том, что скоро, очень скоро, через каких-нибудь две-три недели, я прибуду на Таити и мы снова встретимся, моя обожаемая женушка.