Главным же образом он полагается на вас, госпожа Санфон, он привык всецело вам д-доверяться. Гош преспокойно обрезал третью страницу в месте, которое, по его мнению, больше всего подходило для концовки. Как неуклюже! Наш комиссар совсем помешался на б-брахмапурском сокровище. Еще бы – ведь это его жалование за триста тысяч лет! – Фандорин грустно усмехнулся. Помните, с какой завистью рассказывал Гош про садовника, выгодно продавшего банкиру свою беспорочную репутацию?
– Но зачем быро убивать господина Ренье? – спросил японец. – Ведь праток соззен.
– Ренье очень хотел, чтобы комиссар в это поверил, и для вящей убедительности даже выдал тайну платка. Но Гош не поверил. – Фандорин сделал паузу и тихо добавил. – И был прав.
В салоне воцарилась мертвенная тишина. Кларисса только что вдохнула, а выдохнуть забыла. Не сразу даже поняла, отчего вдруг такая тяжесть в груди, и спохватилась – выдохнула.
– То есть платок цел? – осторожно, словно боясь спугнуть редкую птицу, спросил доктор. – Где же он?
– Этот лоскут т-тонкого шелка за утро сменил трех хозяев. Сначала он был у арестованного Ренье. Комиссар не поверил письму, обыскал пленника и нашел у него п-платок. Именно тогда, ошалев от идущего в руки богатства, он и совершил убийство. Не выдержал искушения. Как удачно складывалось: в письме сказано, что платок сожжен, убийца во всем признался, пароход идет в Калькутту, а оттуда рукой подать до Брахмапура! И Гош пошел ва-банк. Ударил ни о чем не подозревавшего арестанта чем-то тяжелым по голове, наскоро изобразил с-самоубийство и отправился сюда, в салон – ждать, когда часовой обнаружит труп. Но затем в игру вступила госпожа Санфон и переиграла нас обоих – и полицейского, и меня. Вы поразительная женщина, сударыня! обратился Эраст к Ренате. – Я ожидал, что вы станете оправдываться и валить все на своего сообщника, благо он мертв. Ведь это было бы т-так просто! Но нет, вы поступили по-другому. По поведению комиссара вы догадались, что платок у него, и думали не об обороне, о нет! Вы хотели вернуть ключ к сокровищу, и вы его вернули!
– Почему я должна выслушивать весь этот вздор! – со слезами в голосе воскликнула Рената. – Вы, мсье, никто! Вы просто иностранец! Я требую, чтобы моим делом занимался кто-нибудь из старших офицеров парохода!
Внезапно маленький доктор приосанился, пригладил зачес на оливковой лысине и внушительно сказал:
– Старший офицер парохода здесь, мадам. Считайте, что этот допрос санкционирован командованием судна. Продолжайте, мсье Фандорин. Вы сказали, что эта женщина сумела отнять у комиссара платок?
– Я уверен в этом. Не знаю, как ей удалось завладеть револьвером Гоша. Должно быть, бедняга совсем ее не опасался. Так или иначе, она взяла комиссара на мушку и потребовала, чтобы он немедленно вернул ей п-платок.
Когда старик заартачился, она прострелила ему сначала одну руку, потом другую, потом колено. Она пытала его! Где вы так научились стрелять, мадам?
Четыре пули, и все точно а цель. Извините, но т-трудно поверить, что Гош бегал за вами вокруг стола на простреленной ноге и с изувеченными руками.
После третьего выстрела, не выдержав боли, он отдал вам платок, и вы добили несчастного, всадив ему заряд точнехонько в середину лба.
– Oh my God![34]
– таков был комментарий миссис Труффо.Клариссу же сейчас больше занимало другое:
– Так платок у нее?
– Да – кивнул Эраст.
– Чушь! Ерунда! Вы все сумасшедшие! – истерически расхохоталась Рената (или Мари Санфон?). – О Господи, какая нелепица!
– Это регко выяснить, – сказал японец. – Госпожу Кребер надо обыскать. Есри праток у нее, то все правда. Есри пратка у нее нет, то господин Фандорин осибся. В таких сручаях у нас в Японии разрезают дзивот.
– Никогда в моем присутствии мужские руки не посмеют обыскивать даму! – заявил сэр Реджинальд и с угрожающим видом поднялся.
– А женские? – спросила Кларисса. – Эту особу обыщем мы с мадам Труффо.
– Oh yes, it would take № time at ail[35]
, – охотно согласилась докторша.– Делайте со мной, что хотите, – жертвенно сложила ладони Рената. Но потом вам будет стыдно…
Мужчины вышли за дверь, а миссис Труффо с невероятной ловкостью обшарила задержанную. Оглянулась на Клариссу, покачала головой.
Клариссе стало страшно – за бедного Эраста. Неужто он ошибся?
– Платок очень тонкий, – сказал она. – Дайте я сама поищу.
Ощупывать тело другой женщины было странно и стыдно, но Кларисса закусила губу и тщательно осмотрела каждый шов, каждую складку, каждую оборку на нижнем белье. Платка не было.
– Вам придется раздеться, – решительно заявила она. Это было ужасно, но еще ужаснее было представить, что платок так и не обнаружится. Какой удар для Эраста! Он не перенесет!
Рената покорно подняла руки, чтобы легче было снять с нее платье, и робко попросила:
– Ради всего святого, мадемуазель Стамп, не повредите моему ребенку.
Стиснув зубы, Кларисса принялась расстегивать ей платье. На третьей пуговице в дверь постучали, и раздался веселый голос Эраста:
– Медам, заканчивайте обыск! Мы можем войти?
– Да-да, входите! – крикнула Кларисса, быстро застегнув пуговицы.