Левиафан

В целях скрытности все это время крейсер шел на перископной глубине, всплывая по ночам для вентиляции отсеков и подзарядки аккумуляторных батарей. Проходя Зундский пролив, встретили небольшой отряд шведских кораблей, шедших курсом в Данию.

— Вот тоже, «друзья», — пробурчал светлейший, разглядывая их в перископ. — Спят и видят себя на невских берегах. Пустить бы на дно парочку, а адмирал? — обернулся он к Мореву.

— Сейчас у нас иная задача, Григорий Александрович.

— В том-то и дело, — вздохнул Потемкин, уступая командиру место у перископа. — А все едино, так бы и утопил этих свеев. Ну да ничего, дойдут руки и до них.

Оставив позади Северное море, ракетный крейсер прошел туманный Ла-Манш и вышел в Атлантику. А еще через несколько дней, миновав Гибралтар, достиг Средиземного моря. Воспетое в древних легендах и мифах, оно поражало своей неповторимой красотой и простором. Легкие, изумрудно-голубые волны, величаво катили к исчезающему вдали горизонту, в высоком безоблачном небе сияло раскаленное солнце, со стороны побережья дул ровный пассат. Изредка, в слепящем мареве, вдалеке, подобно миражу, появлялись и исчезали белокрылые парусники.

К вечеру вошли в пролив Дарданеллы, по фарватеру которого то и дело проходили торговые суда под самыми разными флагами. Были здесь и испанские галионы, и английские бриги, и голландские билландеры.

Некоторое время, держа в поле видимости одного из них, ракетоносец следовал за судном, а когда открылся стамбульский рейд, отвернул на несколько градусов в сторону и застопорил ход. Прильнув к перископу, Морев внимательно оглядел далекий рейд и удовлетворенно хмыкнул. Османский флот во всей своей красе стоял на якорях. На фоне темнеющего неба неправдоподобно четко вырисовывались силуэты трехпалубных линейных кораблей, фрегатов и шебек, а также галер и более мелких судов. Всего он насчитал пятьдесят вымпелов.

— О! Да тут и их флагман «Реал Мустафа», — пробормотал светлейший, которому Морев, позволил на секунду взглянуть в перископ.

Затем тишину отсеков разорвали колокола громкого боя, и последовала команда: «Боевая тревога! Торпедная атака! Третий торпедный аппарат к выстрелу приготовить!»

— …готов …готов …готов! — понеслись доклады с боевых постов.

— Третий торпедный аппарат товсь! — произнес побелевшими губами Морев.

— Третий торпедный аппарат пли! — через секунду выдохнул он.

Крейсер едва ощутимо вздрогнул, и смертоносная сигара понеслась к цели.

Морев впечатал лицо в резину окуляра и застыл в ожидании, а старпом включил секундомер и впился взглядом в ожившую стрелку. На двадцатой секунде где-то далеко раздался утробный гул, корпус крейсера основательно тряхнуло, и Морев нажал кнопку кинокамеры. А на поверхности творилось что-то невообразимое.

Сгущавшуюся тьму разорвало ослепительной вспышкой, в адском огне которой горело и рушилось все, что было в гавани. Затем свет стал еще ярче и превратился в огромный, растущий над городом гриб. Не прекращая наблюдения, Морев приказал дать задний ход, и, вкручиваясь винтом в воду, ракетоносец попятился к выходу из залива.

Выйдя из него, всплыли в позиционное положение, и командование поднялось наверх.

А в той стороне, откуда они только что ушли, было светло как днем. В призрачном, неземном свете казалось, горела сама земля.

— Александр Иванович, — оторопело прошептал светлейший. — Это же чистое светопреставление, разве сие возможно?

— Да, ваше сиятельство, — хмуро взглянул на него командир. — В нашем мире есть все, что может придумать больной человеческий разум.

Несколько минут все молча смотрели на пылающий Стамбул, а потом спустились вниз, и крейсер канул в пучину.

Хотя операция прошла успешно, настроение экипажа было мрачным. Не каждый день приходится уничтожать десятки тысяч людей. Пусть врагов и издали, не видя их мучений и слез. Чтобы хоть как-то расшевелить подводников, на следующий день Сокуров организовал для них просмотр любимых фильмов «Мимино» и «Не горюй». Но ни смеха, ни шуток на борту так и не прозвучало.

А ракетоносец, следуя обратным курсом, все дальше уходил от берегов Анатолии. Счетчики лагов отсчитывали океанские мили, по ночам, при всплытии, с неба мерцали далекие звезды, жизнь продолжалась.

Раньше всех пришел в себя светлейший, что было немудрено. За свою полную приключений жизнь, Потемкин побывал в десятках баталий, повидал немало смертей и относился ко всему философски. К тому же, он со всей ясностью осознавал стратегические последствия свершенного.

С потерей флота Турция не могла больше противостоять России, и та беспрепятственно могла расширять свои южные рубежи. От грандиозности этих планов у светлейшего захватывало дух.

В балтийские воды ракетоносец вернулся в начале сентября. Здесь уже чувствовалось дыхание осени, было туманно и слегка штормило.

В Финский залив вошли утром в надводном положении, и на малом ходу двинулись к Кронштадту. За бортом тихо плескалась вода, от кормы наносило теплым запахом соляра от ритмично стучащих дизелей, с рубки изредка доносились приглушенные команды вахтенного офицера.