Левиафан и Либерафан. Детектор патриотизма

Писатель Юрий Поляков только что вернулся из Китая, где публика познакомилась с его инсценированным романом «Грибной царь». А на другом конце Евразии, в Польше скоро выйдет сатира «Козленок в молоке», переведенная на польский. Как «прочитываются» и понимаются столь разные произведения в столь непохожих регионах земного шара? Какой представляют себе Россию их жители? Об этом — наш разговор с популярным прозаиком и публицистом.

— У нас в последнее время вновь стало модно говорить о России как об острове, окруженном враждебными, не понимающими ее странами…

— Если речь о Китае, то это точно не так. Говорю на основании многих поездок, последняя из которых — в город Тяньцзинь, спутник Пекина, в полутора сотнях километров от столицы, население — 13 млн. человек. Там замечательный театр, где любит гастролировать наш балет, а на этот раз туда приехал МХАТ имени Горького с двумя спектаклями: «На дне» Горького и «Грибной царь» по моему одноименному роману. Интерес в Китае к нашей литературе очень серьезный, и привлекает в ней прежде всего ее социальная острота. У них с такой прямотой говорить о язвах общества не принято. Притом что с реальными коррупционерами в Китае поступают предельно жестко — безжалостно расстреливают. Это определенный парадокс: у нас можно писать, о чем захочешь — но и воровать, сколько угодно. Даже не знаю, что лучше: может, на некоторое время нам с китайцами стоит поменяться — им делать, как мы, а нам — как они… Мои романы «Грибной царь», «Замыслил я побег» и «Козленок в молоке» там переведены и изданы; во время встреч со студентами и преподавателями тяньцзиньских университетов (которых там девять) я видел их в руках у публики. Наши литературные отношения сейчас вообще на подъеме: в Китае при поддержке государства выходит 50-томная библиотека современной российской литературы, где, кстати, один том посвящен мне. А у нас в ответ издается 50-томник китайской литературы…

— Что вошло в ваш «китайский» том?

— Там впервые в Китае публикуются мои ранние вещи. В этой стране и теперь с критикой коммунистической партии не очень, а тогда, в середине-конце 80-х, нельзя было единого критического слова сказать. Но сейчас они уже перевели все — скоро выйдет мой последний на сегодня большой роман «Гипсовый трубач».

— Они вообще понимают, о чем речь, или Россия для них — такая же экзотика, как для большинства россиян Китай?

— Очень хорошо понимают, потому что прошли во многом через то же самое — через реконструкцию социализма в капитализм. Только у нас это произошло на самопогромах и самооплевывании, а у них спокойно, без агрессии против «священных коров» — просто осуществлена экономическая перестройка. То есть путь, к которому призывали Николай Рыжков и другие умеренные реформаторы: хозяйственную систему менять надо, а тратить время и силы на споры — выносить ли Ленина из Мавзолея и гений ли Сталин или преступник — не стоит. Там на нравственно-исторические баталии вокруг фигуры Мао Цзэдуна и великой культурной революции с ее многомиллионными жертвами наложено табу, они решили отложить этот разговор лет на 30. Конечно, интеллигенция внутри себя это обсуждает — но в общегосударственное информационное пространство это не выходит. Правы ли они? Судя по печальному опыту России, которая минимум на 10 постперестроечных лет впала просто в ничтожество, — может быть, и правы. Это я вам говорю как автор тех самых «перестроечных» повестей. Если бы мне тогда сказали, что одним из результатов их публикации будет распад Советского Союза с последующим экономическим и геополитическим коллапсом России, я бы, может, и решил: давайте пока это не печатать.

— У нас принято подозревать полуторамиллиардный Китай в экспансионистских настроениях. Может, и культуру нашу они изучают, чтобы потом ловчее нами править?