Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского

Там, где нет гражданского права, нет и преступлений. Из обрисованного отношения греха к закону и преступления к гражданским законам может быть выведено следующее заключение. Во-первых, что там, где прекращается закон, прекращается и грех. Однако так как естественный закон вечен, то нарушение договоров, неблагодарность и высокомерие и все действия, идущие вразрез с каким-нибудь моральным принципом, никогда не могут перестать быть грехом. Во-вторых, что с упразднением гражданских законов перестают существовать преступления. Действительно, так как с упразднением гражданских законов остаются лишь естественные законы, то ни один человек не может обвинить в чем-либо другого человека. Ибо в этом случае каждый является судьей самому себе и может быть обвинен лишь своей совестью и признать себя оправданным на основании чистоты своих намерений. Если поэтому его намерение честно, его поступок не является грехом. В противном случае его поступок – грех, но не преступление. В-третьих, что, если перестает существовать верховная власть, перестают также существовать и преступления. Ибо там, где нет такой власти, нет и защиты закона, и поэтому всякий имеет право защищать себя собственными силами. Ибо нельзя предположить, что при установлении верховной власти кто-либо отрекся от своего права на сохранение своей жизни, ради сохранения которой установлена верховная власть. Но это относится лишь к тем, кто не участвовал в свержении власти, оказывавшей им защиту. Ибо такое свержение – с самого начала преступление.

Незнание естественного закона ни для кого не может служить оправданием. Источником всякого преступления является или недостаток понимания, или какая-нибудь ошибка в рассуждении, или неожиданная сила страстей. Недостаток понимания есть незнание. Ошибка в рассуждении есть ошибочное мнение. Незнание опять-таки может быть троякого рода: незнание закона, незнание суверена, незнание наказания. Незнание естественного закона ни для кого не может служить оправданием. Ибо предполагается, что всякий человек со зрелым умом знает, что он не должен делать другому того, что он не желал бы, что бы было сделано по отношению к нему. Поэтому, в какую бы страну человек ни пришел, он совершает преступление, если он делает что-либо противное законам этой страны. Если человек приезжает в нашу страну из Индии и убеждает у нас людей принять новую религию или учит их чему-либо ведущему к неповиновению законам нашей страны, то, как бы человек ни был убежден в истинности своего учения, он совершает преступление и может быть по всей справедливости наказан за него, и не только потому, что его учение ложно, но и потому, что он совершает то, чего он не одобрил бы в другом, а именно в том, кто прибыл бы в его страну и пытался бы там изменить религию. Однако незнание гражданского закона может служить оправданием для человека в чужой стране, пока этот закон ему не объявлен, «бо до того гражданский закон не может иметь для него обязательной силы.

Незнание гражданского закона иногда может служить оправданием. Точно таким же образом, если гражданский закон объявлен в стране не в столь ясной форме, чтобы каждый при желании мог знать его, или сам поступок не противоречит естественному закону, незнание гражданского закона является достаточным оправданием. В других случаях незнание гражданского закона не служит оправданием.

Незнание суверена не служит оправданием. Незнание суверена в своей собственной стране не служит человеку оправданием, ибо он обязан знать ту власть, защитой которой пользуется.

Незнание наказания не может служить оправданием. Незнание наказания там, где закон объявлен, никому не служит оправданием. Ибо, нарушая закон, который при отсутствии страха наказания был бы не законом, а пустым словом, человек тем самым приемлет наказание, хотя он не знает, каково оно, так как всякий добровольно совершающий какое-нибудь действие приемлет и все заведомо вытекающие из этого действия последствия. Наказание не является заведомым последствием нарушения законов во всех государствах. Так что, если это наказание определено уже законом, правонарушитель подлежит этому наказанию; если же наказание не определено, то он подлежит произвольному наказанию. Ибо справедливо, чтобы тот, кто совершает правонарушение, повинуясь только собственной воле, был подвергнут наказанию, зависящему лишь от воли того, чей закон при этом нарушен.