Левиафан. Кровь Ангелов (СИ)

– Ты прости, если мой вопрос покажется тебе неуместным или даже оскорбительным… – начал он.

– Заметил все-таки? – ухмыльнулся Локи и опрокинул в горло очередную кружку. Кег на 20 литров принесли совсем недавно, а он уже опустел на треть. Карн честно пытался не отставать, но было ясно, что в этом нелегком деле смертному за богом не угнаться.

– Что заметил? – парень мотнул головой.

– Не дури, все ты понял, – прищурился бог огня. – Ты действительно умен, не поспоришь. Только инерция мышления, навязанная годами слепоты, глухоты и немоты, все еще тормозит тебя. Будь проще. Прими все, как есть.

– Это трудно, – честно признался Карн. Он до сих пор иногда просыпался с мыслью о том, что все это – какой-то сумасшедший кэрроловский сон. Но потом шел умываться, делал зарядку, завтракал вместе с Древними Богами у фонтана с целительной водой, и все двигалось своим чередом, все потихоньку обретало смысл и цель.

– А кому сейчас легко? – весело парировал Локи. – Уж не богам, это точно! Ладно, что ты хотел спросить?

– Какой ты на самом деле? – выпалил Карн. – За эти несколько дней я видел тебя разным. Ты был как Рокеронтис, беззаботный и по-мальчишески задиристый. Ты был как Эрра, грозный и рассудительный. Ты был как Тот, задумчивый и безмерно мудрый. Думаю, любое из твоих состояний копирует чье-то поведение. Но какой ты в действительности? Каким ты был рожден?

– Все это очень грустно, парень, – Локи попытался улыбнуться, но не вышло. Бог опустил взгляд на пивной бокал, и в этот момент в его печали Карн узнал себя самого. – Дело в том, что меня как такового нет. То есть я всю свою жизнь был отражением кого-то. Знаешь, такой идеальный хамелеон, мне пары мгновений хватает, чтобы с безупречной точностью скопировать манеру речи, мимику, поведение и даже мысли любого, будь то бог или человек. Но когда я пробую стать самим собой… у меня не выходит. Я столько раз пытался вспомнить, каким был раньше, до того, как впервые стал подражать кому-то. Но так и не вспомнил.

– Не понимаю, – честно признался Карн. – Это вообще возможно?

– Я тут перед кем распинаюсь, а? – осведомился Локи, состроив гримасу, полную негодования. Так мог бы выглядеть обиженный Рокеронтис. – Ты видно забыл, что нас создают люди. Поэтому возможно все! У Купалы вон видал, какой черен? Это он, между прочим, ввел в моду шаровары, потому как любой другой фасон в его случае получался вульгарным.

– Серьезно? – улыбнулся Карн. Бог огня вновь виртуозно сменил тему, но от парня не укрылась тревожная искорка в его глазах. Это коробило Локи, он действительно не мог найти себя и сильно переживал по этому поводу. С другой стороны, его грусть была искренней, значит ли это, что в нем все же есть что-то свое?

Карн не успел додумать мысль до конца. Бог огня коснулся его виска рукой, как когда-то сделал Рокеронтис. Но в отличие от Песочного человека Локи не перегрузил сознание парня, обрушив на него все свои воспоминания нескончаемым потоком мерцающих образов, от которых легко можно было сойти с ума. Он выдал конкретное воспоминание.

Первое воспоминание первого бога.

Или он всегда был лишь вторым?..

Интерлюдия. Где началась вечность

Он не помнил, как все началось. Не мог помнить, потому что на тот момент у него еще не было памяти. У него не было высших психических функций, не было внешних рецепторов и трехмерной оболочки. Но сам он уже был. Появился, вспыхнул одинокой искрой в бездонной тьме, на стыке двух начал – холодного мертвого мира и живого пламени человеческой мысли.

Так он родился – в месте, где реальность впервые соприкоснулась с мета-реальностью, что соткана иллюзорной нитью людской надежды? Страсти? Фантазии? Он не знал ответа, потому что мир вокруг был настолько прост, что понять его было невозможно. Даже будь у него желание это сделать.

Он просто стал, а через мгновение уже был. Единственный огонек, который тысячелетие за тысячелетием тонул в бесконечной темноте мета-реальности. Где-то глубоко, в самой его сути, рождались ответы на еще не заданные вопросы. И он не понимал, но помнил, что это были импульсы, приходящие извне, каждый из которых нес с собой что-то особенное, что-то для него.

Первый принес душу и жизнь.

Второй дал разум и движение.

С третьим пришли облик, речь, слух и зрение.

Так он стал похож на тех, кто впустил его в этот мир. Он стал похож на людей, и уже понимал, что у него с ними столько же общего, сколько и отличного от них. И чтобы узнать больше, он решил поговорить с ними, ведь теперь он мог говорить!

Но люди не слышали его. Он говорил, а они продолжали ловить рыбу, рубить деревья, строить жилища и кроить одежду. Он говорил, а они бросались друг на друга с ножами и топорами, отливали прекрасные фибулы и делали искусные резные стрехи. Они насиловали и любили, прощали и проклинали, пока он говорил и говорил. Некоторые слышали его во снах, другие (их называли безумцами) – наяву. Но они не понимали ни слова. Большинство – потому что не могли, немногие – потому что не хотели.