Левиафан. Кровь Ангелов (СИ)

– Ты храбрый муж, – сказал ему Фавн, перебирая длинными пальцами по сожженной коре. – Ты не остановился перед стихией, не убоялся ее, потому что в твоем сердце живет любовь, – дух усмехнулся. – Сила, над которой не властны даже боги! И за эту храбрость я одарю тебя. Дам то, чего ты больше всего хочешь. Дам того, кому ты сможешь передать этот огонь любви, что питает твой могучий дух и опаляет твою грудь изнутри.

Отец Фавны смеялся, вспоминая тот миг. Конечно, говорил он, это был никакой не Фавн, просто его изнуренный мозг решил разыграть своего хозяина, породив мистический и таинственный образ, который он когда-то мельком видел в древнем храме. И, тем не менее, через девять месяцев у них родилась прекрасная девочка, которую охотник, не раздумывая, назвал Фавной.

И лесной бог, коли он действительно существовал, не солгал. Фавна была доброй и бескорыстной, как ее отец. Она была готова дарить тепло всему, что ее окружало, и мир отзывался ей. Многие замечали, что увядшие было цветы распускались вновь, когда Фавна проходила мимо, а захворавшие животные чудесным образом исцелялись, если Фавна погладила их.

Но однажды девушка зашла слишком далеко в лес, добравшись почти до самой границы Писидии. Она вышла на широкую равнину, посреди которой белизной облаков расстилалось большое круглое озеро. Охотница спустилась к воде, отложила лук и стрелы. Вошла в озеро, не раздеваясь, ибо в столь жаркий день на открытом солнце одежда высыхала в считанные минуты. Искристый полог сомкнулся над ее головой, а когда она вынырнула, ее ушей коснулся истошный вопль. Девушка выскочила из озера, схватила лук, пристегнула к поясу тул. Осторожно выглянула из-за песчаной насыпи, что возвышалась над некрутым берегом.

В полуоргии от нее по полю бежала девушка, ровесница самой Фавны. Она прижимала к груди маленького ребенка, который плакал навзрыд. А вслед за ней с грацией самой смерти скользило узкое тело нага. На родине Фавны этих существ звали дракайнами. Жестокие полулюди-полузмеи, они были беспощадны к человеку, но редко показывались на поверхности, предпочитая солнечному свету сумрак подземных лабиринтов. Фавна этого не знала, но перед ней был сам Руния, князь нагов!

Она вскинула лук, но Руния уже настиг свою жертву. Он бросился на девушку со стремительностью атакующего парда, и все смешалось в высокой траве, лишь багряные росчерки взметнулись в голубое небо. Фавна замерла, перестав дышать, обратившись в камень. Она ждала. И когда Руния прервал свою трапезу, поднявшись над травой во весь рост, охотница спустила тетиву. Стрела свистнула, слившись с пением ветра, и вонзилась в грудь Рунии.

Фавна подошла к сраженному змею, и не смогла сдержать слез, ибо увидела трупы молодой девушки и ее ребенка. Собственно, это были даже не трупы, а кровавое месиво, части тел и еще пульсирующие органы. А рядом, на заляпанной алым траве, корчился в муках умирающий Руния. Девушка мгновенно вскинула лук, казалось, стрела сама выпорхнула из тула. Тетива натянулась с едва различимым треском.

– Прошшшу, – прошипел наг. – Пощщщади! Прошшшу, большшше никогда!

Фавна плакала. Она знала, что змей лжет, но добить его не решилась. Ее утешило то, что рана, похоже, была смертельной, и одинокий истекающий кровью наг очень скоро станет добычей хищных зверей, которые всегда чуют слабых, тех, за кем уже отправили крылатых вестников смерти.

Дрожащими руками она нарубила ветви для костра и сложила в трескучее пламя то, что осталось от девушки и ребенка. Она не знала, кто они и откуда, на много оргий вокруг не было ни одного поселения. Но в ее краях усопших предавали ветру и небу. Она решила, что так будет правильно. Наг с трудом отполз от пламени и надсадно хрипел где-то в кустах. Фавна бросила в его сторону презрительный взгляд и пошла прочь.

По дороге домой она подстрелила молодую косулю, охота сняла напряжение. Но перед глазами Фавны все еще стоял отвратительный наг и его жертвы. Она то переставала плакать, то вновь расплескивала вокруг свои горячие искрящиеся на солнце слезы. Нужно рассказать отцу, думала она. Нагов не видели здесь сотни лет и если они возвращаются, значит, быть беде.

Неладное девушка почуяла за много оргий от дома. К знакомому с детства запаху дыма от очагов и осветительных факелов примешивались нотки, которые она не сразу смогла разобрать. Запах гари. Запах горящей плоти.

Она бросила тушу косули и молнией устремилась сквозь лес. Казалось, что деревья почтительно убирают свои могучие корни с ее пути, а камни будто сами откатываются в сторону, освобождая дорогу. Но когда девушка выбежала из леса, Кавн уже догорал. Ее родной город превратился в кострище. Не было криков, не было плача. Все были мертвы.