Левиафан. Кровь Ангелов (СИ)

Даже богам известно, что нет ничего сильнее любви. Порой это чувство, свойственное лишь смертным, способно творить настоящие чудеса, пробивая любые барьеры, ломая любые препятствия, разрывая на лоскуты саму ткань реальности! В миг поцелуя Мидаса и Фавны произошло именно это. Любовь фригийского царя была столь сильна, что это слепящее чувство словно не знающее промаха копье вспороло тонкое полотно, отделявшее смертное тело Мидаса от его души, с недавних пор – божественной. И небесное золото выплеснулось из него, обращаясь в золото мира смертных.

Фавна ойкнула и замерла. Мидас отстранился от ее губ, в одно мгновение ставших твердыми и холодными. Он с ужасом наблюдал, как по лицу его возлюбленной разбегается золотистая сетка с алыми прожилками. Вскоре золотая паутина полностью оплела голову Фавны, спустилась по шее и заструилась вниз еще быстрее. На глазах у фригийского царя, который отказывался верить в происходящее, его возлюбленная обратилась в золотую статую.

Она даже не могла попрощаться с ним, попросту не успела. И не сказала, что ни в коем случае не злится на него. Ведь он подарил ей любовь, а вслед за любовью – то, о чем она мечтала не первую сотню лет. Он подарил ей покой.

Мидас закричал. Этот беззвучный крик на мгновение парализовал всю Вселенную, ибо столько невыразимой боли и негодования было в нем, что хватило бы на тысячу поколений. Подобный богу упал перед золотой статуей на колени, он обнял ее, прижался к ней в надежде теплом своего тела растопить ледяной металл. Слезы горными потоками бежали из его обезумевших глаз, но статуя не шелохнулась. Тогда Мидас воззвал к Дионису.

– Лживый ублюдок! – в неистовстве рычал царь. – Ты солгал! Вместо того, чтобы подарить ее мне, ты ее отнял! Отнял ту, что я любил больше всего на свете!

В неистовстве он выхватил меч и стал рубить кусты, деревья, камни и землю. Он рассекал воздух, стремясь вспороть материю мира смертных, и попасть за его пределы, в мир богов, чтобы найти там Диониса и убить его.

Под утро царь едва держал в руках свой меч, но не опускал его, он все еще пытался перерубить огромный ствол фригана, под которым сидел минувшим вечером, мечтая о том, как встретит свою возлюбленную. Вскоре силы окончательно покинули его и он уснул. А когда проснулся, сразу же отправился в таверну, чтобы напиться. Там он с удивлением обнаружил, что любой предмет, который он берет в руки, становится золотым. К счастью, это не распространялось на вино и еду, которых он не касался напрямую. Больше месяца Мидас пил, странствуя из одной таверны в другую. Ярость и боль изменили некогда прекрасные черты молодого лица, а дорожная пыль доделала дело – фригийского царя никто не узнавал.

Еще через месяц он вернулся в Келены, в свой дворец. Его сподвижники были счастливы, ибо полагали, что царь мертв. Вот только это был уже не их царь. Мидас распорядился снести все статуи богов, сжечь все храмы, а любого, кого уличат в поклонении, он приказал казнить без суда. Фригия утонула в крови. Любимец народа, великий царь Мидас, для которого не было ничего превыше родной страны, превратился в жестокого тирана. И чем больше крови лилось, чем больше храмов горело, тем сильнее становилась его ненависть.

Даже боги знают, что ненависть – вторая после любви сила во Вселенной.А ненависть Мидаса была настолько всеобъемлющей, что заключила его душу в непроницаемую оболочку, которую ничто не могло преодолеть. Ничто. Даже смерть.

Так царь стал богом.

Но и в божественной ипостаси он не нашел Диониса. Он искал его в этом мире, и в другом, но древний исчез без следа. Мидас отыскал Силена, которого когда-то спас, и перерезал сатиру горло своим золотым мечом. Он шел от леса к лесу, от рощи к роще, безошибочно вычисляя логова сатиров и фавном. Он нещадно истреблял лесных духов, что служили Дионису. А когда устал, то вошел в быстроводную реку Пактол, лег на спину и закрыл глаза.

Мидас исчез, оставив после себя жестокое наследие, которое очень скоро обросло подробностями, извратившими истину до неузнаваемости. А Фавна, его Фавна, в устах смертных стала богиней. Ее тысячи лет почитали в половине мира, от Родоса до земли Каркемиш, под именем Кибелы, Великой матери.

Но едва ли это могло унять боль Мидаса. Ведь он знал правду, он и боги. Боги, к которым он присоединился в своем бессмертии, но с которыми не хотел иметь ничего общего.

Прошли тысячи лет, пока ненависть Мидаса не смягчилась, пока его боль не утихла. А потом он вернулся в мир смертных под иным именем. Он принял судьбу, которой никогда не желал. Принял и понял, что у смертных есть лишь одно устремление, лишь одна истинная цель – это золото, богатство, деньги. И он позволил смертным сделать себя их новым богом. Богом, который воплощал их мечты. Богом, который дарил наслаждение. Богом, который не знал жалости. Богом, которого люди заслужили.

Глава 14. Обещай мне

Мидас стоял у окна, спиной к Карну. Он смотрел на простиравшийся под ним город, на простиравшийся под ним мир, в котором не было бога превыше золота.