Левиафан. С комментариями и объяснениями

2. Далее, если бы даже человек выдающегося ума посвятил все свое время мышлению и изобретению соответствующих меток для подкрепления своей памяти и преуспеяния благодаря этому в знаниях, то ему самому эти старания явно принесли бы небольшую пользу, а другим – вовсе никакой. Ведь если метки, изобретенные им для развития своего мышления, не будут сообщены другим, то все его знание исчезнет вместе с ним. Только тогда, когда эти метки памяти являются достоянием многих и то, что изобретено одним, может быть перенято другим, наука может развиваться на благо всего человеческого рода. Вот почему для развития философских знаний необходимы знаки, при помощи которых мысли одного могли бы быть сообщены и разъяснены другим.

Знак – объект внешнего мира, то есть материальный предмет, воспроизводящий в себе свойства другого предмета или явления. Отличие знака от метки заключается в том, что метка всегда указывает на саму вещь, а знак – на другие вещи, которые соответствуют свойствам какой-либо вещи или воспроизводят их. К разновидностям знаков Т. Гоббс относит естественные и произвольные знаки. В области формальной логики он говорит о разделении между такими разновидностями знаков, как знаки – признаки, указывающие на вещь как причину своего существования (при этом приводит пример, где тучи являются признаками дождя), и знаки-символы (или произвольные знаки), в которых заключен наглядный образ, указывающий на содержание обозначаемой им вещи (плющ – образ, указывающий на содержание обозначаемого – виноторговлю). Явление становится знаком благодаря частой повторяемости в определенной последовательности.

Знаками (signa) же друг друга нам служат обычно вещи, следующие друг за другом, предваряющие или последующие, поскольку мы замечаем, что в их последовательности существует известная правильность. Так, темные тучи служат знаком предстоящего дождя, а дождь – знаком предшествовавших темных туч, и это происходит только потому, что мы редко наблюдаем темные тучи, за которыми не следовал бы дождь, и никогда не видели дождя без предшествующих туч. Среди знаков некоторые естественны, например те, о которых мы только что говорили; другие же произвольны, т. е. выбираются нами по произволу: сюда относятся свешивающийся плющ для обозначения виноторговли, камень, указывающий границу поля, и определенные сочетания слов, обозначающие наши мысли и движения нашего духа. Разница между метками и знаками состоит в том, что первые имеют значение для нас самих, последние же – для других.

3. Если издаваемые людьми звуки так связаны, что образуют знаки мыслей, то их называют речью, а отдельные части речи – именами. Но вследствие того что для приобретения философских знаний, как указывалось, необходимы метки и знаки (метки – чтобы мы могли вспомнить собственные мысли, знаки – чтобы мы могли сообщить их другим), мы пользуемся в обоих случаях именами.

Имена – логические понятия, произвольно устанавливаемые людьми в языке для определения предметов. Они состоят из знаков, то есть чувственно созерцаемых предметов, воспроизводимых в памяти. Имена – это произвольные знаки, фиксирующиеся в памяти при повторении в результате встречи с воспринимаемыми предметами. Всякое имя – это только произвольная метка, поскольку оно выбирается в качестве метки с целью возбуждения в уме мыслей, сходных с прежними мыслями. Имена – это не знаки самих вещей. Они, как составные части предложений или суждений о мире, являются знаками наших представлений, необходимым условием всякого знания. Способность к наименованию вещей – то, что отличает человека от животных. Имена – это знаки единичных представлений, поэтому всякое знание – это всего лишь знание имен, а не последовательности самих вещей. Здесь Т. Гоббс проявляет себя как сторонник номиналистической теории имен.

Однако они служат метками до того, как их начинают применять в качестве знаков. Ибо если бы на Земле существовал только один-единственный человек, то имена могли бы служить лишь тогда, когда было бы кому сообщить их. Кроме того, имена, каждое само по себе, могут служить только метками для оживления мыслей в памяти; знаками же эти имена служат лишь тогда, когда их соединяют в определенном порядке в предложения, части которых они образуют. Слово человек, например, возбуждает в слушателе идею человека, но это слово (если не прибавлено, что человек есть живое существо или что-нибудь соответствующее) не есть знак того, что в уме говорящего была именно эта идея; оно только показывает, что говорящий хотел сказать нечто, началом чего является слово человек, но могло бы быть также слово человекообразный. Поэтому имена по своему существу прежде всего суть метки для подкрепления памяти. Одновременно, но во вторую очередь они служат также для обозначения и изложения того, что мы сохраняем в своей памяти.

4. Отсюда вытекает следующее определение имени.