Левиафан шагает по земле

Если бы я верил в дело государства Ашанти, то я, несомненно, ощущал бы гордость при виде этого великолепного флота, выступившего ранним утром 23 декабря 1907 года из Рейкьявика – черно-красный ковер на сером поле зимнего моря. Рваные тучи то и дело затягивали грандиозную сцену, и когда я стоял на ахтердеке «Дингисвайо» и слышал звук корабельных сирен, отдающийся вдали, меня преисполняло благоговение. Где еще, так спрашивал я себя, могла собраться подобная силища? И как мог Господь, если он действительно существует, вообще допустить, чтобы смертными было создано такое могущество?

В это мгновение мне казалось, что меня вырвали из моего мира для того, чтобы я смог пережить наяву видение Армагеддона[15] – и что самое удивительное: я воспринимал это как привилегию.

Думаю, тогда-то я и подумал в первый раз, что Провидение избрало меня именно для того, чтобы я смог участвовать в бесконечной череде альтернативных версий конца света; что я обречен снова и снова проживать гибель человечества и вновь и вновь искать дорогу в тот мир, где человек научился обуздывать свои порывы, приводящие к самоубийственным войнам – и, вероятно, проклят никогда ее не найти. До сих пор еще я не вполне понимаю, почему описываю мои приключения, но может статься – в надежде на то, что они, если кто-нибудь их прочтет, послужат хорошим уроком для человечества, до сих пор занятого лишь приуготовлением собственной погибели.

Но, как я уже прежде говорил, я не принадлежу к числу людей вдумчивых, обращенных внутрь своей души. Вскоре мои мысли вновь обратились к внешним, более насущным сторонам моего положения.

* * *

Было примерно четыре часа пополудни Рождества 1907 года, когда показался австрало-японский флот. Двигаясь в сумерках с юго-юго-востока, корабли быстро приблизились к нам, остановились и тут же открыли огонь.

Битва еще не развернулась вполне, когда сгустилась ночь. В воздухе висел тяжелый дым, и шум сражения оглушал. Над нашими головами воздушные силы вели кровавую борьбу; вокруг огромные пушки сеяли ослепляющую смерть; если вдруг неожиданно наступала пауза, одна или две секунды тишины и мрака, то меня охватывал холодный, ничем не объяснимый ужас, ибо я тут же приходил к убеждению, что все кончено, что самый мир уничтожен и солнце никогда больше не встанет.

Благодаря беспроволочному телеграфу Гуд был в состоянии руководить битвой с борта «Чаки», который колыхался в облаках где-то высоко над нами, и я постепенно начал понимать, что он создает защитный «вал» вокруг содержимого таинственного монстра, возвышающегося среди нашего соединения. Хотя «Дингисвайо» находился поблизости от центра столкновения, он не сразу был затянут в водоворот событий, но нетерпеливо ждал приказаний открыть огонь по врагу. Мы стреляли, когда получали приказ, в небо, целясь в один из австрало-японских воздушных кораблей. Те отвечали бомбами и направленным огнем, однако ни один выстрел нас не задел, и ни один не пробил нашей сверхпрочной стальной обшивки.

Наконец мы получили распоряжение выйти из нашего подразделения и на полной скорости занять позицию на фланге основной группы австрало-японского флота, где наши корабли несли особенно большие потери.

Поначалу это выглядело так, точно мы удаляемся от ядра сражения – прочь из темно-красного и золотого полыхания корабельных орудий, прочь от непрекращающегося грома, вперед, в полную темноту. Но затем внезапно два боевых корабля, как будто кто-то сказал им о нашем приближении, направили на нас свои прожектора. Сильный белый свет ослепил нас на мгновение. Я все еще находился на ахтердеке, где мне, по правде говоря, совершенно нечего было делать, поскольку я не принадлежал к числу членов экипажа. Я слышал, как капитан кричит с мостика, видел, как наши длинные орудия занимают боевую позицию, чувствовал, как вздрагивает «Дингисвайо», когда повернулся к врагу бортом под острым углом. Впервые я по-настоящему увидел два длинных ряда боевых кораблей, казавшиеся смутными силуэтами в ослепительных вспышках орудийного огня. Гранаты с воем пронеслись по воздуху, и раздался хриплый гром – взрывы раздались в воде впереди и позади нас и по счастью не повредили ни корпуса нашего судна, ни его надстроек. Затем все наши орудия выстрелили одновременно; «Дингисвайо» вздрогнул от кормы до носа, и я испугался, что он развалится на части. Наши снаряды пронеслись с пронзительным свистом – это был почти торжествующий вопль. Вражеские корабли столпились так тесно, что мы почти не могли промахнуться. Густой дым затянул все вокруг нас, так что все мы были вынуждены надеть специальные маски, чтобы защитить наши легкие.

Похолодало, температура опустилась ниже нуля, но нам было жарко, точно в тропиках. Мы набрали скорость и снова исчезли в темноте, поскольку хорошо знали: нам всего лишь повезло, а больше надеяться на это в схватке с дюжиной боевых кораблей нельзя.