"Я кажется окончательно поехал головой. И в этот раз причина не смерть, а дикое и животное стремление брать и защищать. Брать постоянно и не позволять никому и взглядом смотреть в её сторону. Потому что её стоны - мои, а хрип, который вырывается из её рта - тоже мой! Это тело, которое извивается и дрожит в моих руках так же моё, как и каждый её выдох и вдох принадлежит мне. И никакая арабская тварь не посмеет больше её пальцем тронуть. Я сдохну, но она станет жить спокойно!"
Именно об этом я думал, когда брал её как башенный, как ненасытный зверь толкался всё глубже, и мне отвечали настолько же бешено, и с не меньшим желанием. Я выдохнул с таким жаром в её затылок, ощутив как дохожу до точки, продолжая жёстко двигаться, что уловил как Моника стала задыхаться, подаваясь движениями навстречу. Она резко выпрямилась и схватались за мой затылок, а мои руки на инстинктах обхватили обе груди и сжали с такой истомой, что возобновив толчки, я ловил на слух только её стоны, пока сам гортанно выдыхал, сцепив челюсть, потому что почти кончил, но терпел. Хотел видеть и слышать, как это сперва сделает она.
Куколка почти кричала, от того насколько ей хорошо, насколько это приятно и горячо. Насколько это удовольствие дикое и насколько оно правильное и полное.
Всему причина мои к ней прикосновения. То, как ладони сжимают и сминают её кожу, а губы ловят каждый вдох Куколки. Он грубеет только сильнее, а поцелуй в ответ становится лишь ненасытнее, как и мои движения в ней. Резкие, глубокие и острые настолько, что кажется мой член чувствует любой спазм внутри, и от этого дуреет только хуже, беснуется внутри желанного, пока пульс стучит уже во рту, прямо рядом с тем, как стучит под грудью Моники сердце. Я улавливаю этот стук губами, когда наклоняюсь, толкаясь в неё ещё глубже, и всасываю сладкую кожу, кончая, прежде ощутив как замирает и каменеет её тело от спазмов удовольствия.
Выдыхаю повернув Монику к себе лицом, продолжая сокращаться в её руке, которая водит вдоль ствола мягкими движениями, а глаза смотрят в мои, наблюдая за тем, как я рвано дышу.
- Вот ты и схватила меня за то самое место... - хрипло шепчу, обхватывая и сжимая её лицо в ладони, а сам закрываю глаза со стоном, потому что движения её руки не прекратились, а отголоски удовольствия ещё слишком яркие.
- Звони своим дружкам, Тэнгри... - шепчет Моника и я замираю после подобного обращения, - Нам нужно знать всё о том месте.
- Что? - я ухмыльнулся холодной усмешкой, ощутив нереально нежное прикосновение, - ФБР бессильно в чужой стране?
- Нет, просто однорогому не обязательно знать всё, что знаем мы, - её шепот обращается поцелуем с улыбкой и ласковой чушью, которая побуждает подхватить Монику на руки и ногой открыть дверь ванной комнаты.
Побуждает входить этой ночью в кипящий чан уже не с безумной улыбкой, граничащей с удовольствием от собственного кошмара, а с желанием вернуться обратно. Уйти из этого места. Потому я обнимаю сломленную невесту, с провалами из гниющих ран в черепе вместо лица. Потому и провожу молящим и любящим взглядом, лишённым любого отвращения, по её чертам и умоляю сквозь слезы:
- Отпусти меня... Я правда устал быть смертником. Либо убей и забери наконец с собой, либо отпусти меня, Ми Ран.
Однако моя Ми Ран не может ответить, она лишь плачет в моих руках, а вокруг разгорается огонь. Он растекается по следам смолы, подобно жидкости, способной не просто обжечь, а убить, смыкаясь вокруг нас, как проклятье, которое никак не может отпустить меня.
Ми Ран смотрит мертвым взглядом, а я чувствую только холодную боль внутри, понимая, что если вернусь сюда и в следующий раз, войти в этот ад уже не смогу. Мне нельзя сюда больше приходить, потому что иначе, я не смогу спасти, а продолжу так и искать путь именно в это место.
- Отпусти... меня... - шепчу, но руки смерти сжимаются вокруг моего тела лишь сильнее, а по лицу Ми Ран стекает струйка крови, вместо слезы.
Алая дорожка бежит уже по белой коже, а я застываю в ужасе понимая, что впервые вижу в этом кошмаре её настоящее лицо. Не изуродованную маску трупа, или воспоминание из прошлого. Нет... Сейчас передо мной моя девочка и она плачет кроваво-красными слезами, а потом нежным голосом шепчет:
- Но это не я держу тебя, милый. Это ты не отпускаешь меня из этого ада... Это ты привязал меня к этому месту, а теперь пришло время тебе меня отпустить, Тэнгри. Тебе...
Я поднялся в кровати, чувствуя как сжимаю зубы так, что от этого болит всё лицо, а по нему бежит холодный пот. Однако не это меня разбудило, а то, как настойчиво гудел сотовый на прикроватной тумбочке.
Вытерев пот рукой и встряхнув головой, я схватился за телефон и поднялся, повернувшись и глянув за спину, где прямо на покрывалах из-за жары спала Моника. Прошёлся взглядом по очертаниям обнажённого тела, и с болью закрыл глаза, проклиная себя за то, что не могу справиться с собственным безумием, которое пожирает мой мозг всё сильнее.
Как только я оказался снаружи на небольшой террасе, сразу ответил на звонок от Нам Джуна.