Левиафан. Темный восход (СИ)

Вспышки начали замедляться. Вскоре Карн понял, что это не хаотичные розблески яркого света, а картины, живые картины, эпизоды какой-то истории. Картины мелькали слишком быстро, Карн не мог задержаться ни на одной из них дольше неуловимого мгновения. Вместе с визуальными образами приходили обрывки звуков, и даже запахи, эхо эмоций. Он видел людей в одеждах из звериных шкур, видел ритуальные бубны, украшенные перьями хищных птиц, видел деревянные луки с костяными накладками. Слышал отзвуки голосов, подобных громовым раскатам. Затем промелькнули изображения спящих людей и все слилось в единый поток: кровь, песок, предсмертные крики, люди в одежде разных эпох, люди, засыпающие и просыпающиеся с гримасами ужаса на лице, люди, заснувшие и уже никогда не открывшие глаз…

И тут он увидел то, что ему вовсе не собирались показывать. Он увидел самое начало этой древней никому не известной легенды, причем так, будто был ее главным участником, будто сам пережил все это. Он увидел приход Рокеронтиса, его рождение. И нужно сказать, это совсем не та история, что рассказывают друзьям у лесного костра.

Интерлюдия. На побережье зла

Ха-вень-ни-ю, предвечный владетель Великого острова, что от истока времен плывет над облаками, одарил юного охотника своей благосклонностью – Кизекочук выследил благородного карибу и меткой стрелой с кремниевым наконечником поразил его в самое сердце. Худощавый поджарый охотник росомахой метнулся к своей добыче и узрел, что, несмотря на удачный выстрел, зверь еще жив.

Кизекочук склонился над животным, медленно коснулся гладкой шерстки левой рукой, в то время как его правая рука гадюкой скользнула вдоль тела к широкому кожаному поясу, на котором висел короткий прямой нож (родовая реликвия, оружие из кровавого камня!). От прикосновения охотника карибу дернулся, всхрапнул и повел мордой.

– Прости меня, – едва слышно прошептал Кизекочук. – Твой маниту свободен и небесный охотник Со-сон-до-ва готов принять тебя на равнинах Великого острова.

С этими словами Кизекочук нанес удар, оставшийся для карибу незамеченным. Зверь дернулся в последний раз, его взгляд затуманила дымка посмертия, лихорадочно метавшийся зрачок замер и остекленел. Молодой охотник вздохнул, быстро, но плавно извлек окровавленное лезвие из теплой податливой плоти. Взрослый карибу – большая удача, на этой стороне озера Антинэнко таких не видели уже четыре зимы.

Он спрятал нож из кровавого камня в плотные кожаные ножны, на которых были выжжены охранные знаки, и достал обычный костяной. Охотник споро освежевал и разделал тушу, затем побродил по сосеннику, в котором настиг свою добычу, и собрал простенькую волокушу из сухостоя. Он уложил выпотрошенную шкуру на волокушу, поверх набросал сочащееся сукровицей мясо и закрепил все кожаными ремнями. Подсунул под ремни несколько крупных костей карибу и большие красивые рога убитого зверя, из которых выйдет немало нужных и практичных вещей.

Среди рогов ему сразу приглянулась пара небольших отростков, что причудливо переплелись между собой, образуя подобие двух человеческих тел, навеки соединенных переполненными страстью сердцами. Охотник уже решил отнести их трехпалому Нэхайосси, который сотворяет из кости такие вещи, что ни одна дева не в силах отвести взор. Это будет подарок, достойный его возлюбленной Витэшны!

Знай соплеменники мысли молодого охотника, кто-то из них непременно сказал бы, что Кизекочук излишне тонок душой для сына сахема племени, которое среди народа ходинонхсони уже которую зиму признается эталоном воинского искусства. Но такие слова лишь позабавили бы его, ибо никто из племени не умел сравниться с ним во владении копьем, метании ножей или стрельбе из лука. Лучший охотник и первый следопыт к югу от Великих озер, такому и правда можно простить несвойственную его родичам мягкость, особенно если учесть, что Кизекочук уже давно влюблен в Витэшну. Влюблен взаимно и каждый в их племени (даже поцелованная духами безумия старуха Миджиси) понимал это и не смел скрыть искренней улыбки, видя их вместе.

Кизекочук совершил два перехода, прежде чем почувствовал, что ему требуется отдых. Без волокуши он одолел бы шесть или даже семь переходов за вдвое меньший срок, но ценная добыча замедляла его. Он выбрал место в тени исполинской секвойи, почуяв в восточном ветре запах проточной воды. И не ошибся – в двух сулету от секвойи по дну небольшой ложбинки бежал ручей звенящей небесной чистоты.

Молодой охотник, чей путь по Великой земле Ата-ан-сик длился уже восемнадцать зим, зачерпнул воду руками и бросил себе в лицо. Он напился ледяной влаги, обжигавшей язык и небо, затем наполнил кожаную флягу, вернулся к секвойе и стал жевать кукурузную лепешку (хвала О-на-тах, кукуруза в это лето принесла невиданный урожай!).