Левиафан

(Шутницу, вокалистку «Голов острова Пасхи», звали Родой Чиф. Это она, к восторгу молодёжи и ужасу старшего поколения, назвала своего внебрачного ребёнка Иисусом Иеговой Люцифером Сатаной Чифом. Бывшая последовательница «теологии процесса» и саентологии, ныне избравшая путь «ведьмовства», резвая Рода славилась в шоу-бизнесе тем, что «лучше всех девчонок в мире делала минет». Как обладательница такой репутации, она часто провоцировала некоторых сатанистов из комитета «Линду Лавлейс — в президенты» посылать в её адрес смертоносные вибрации, которые, впрочем, от неё отскакивали благодаря магическому щиту. Кроме того, Рода, возможно, была величайшей певицей своего поколения и твёрдо верила в то, что многие человеческие проблемы были бы решены, если бы можно было заставить весь мир «врубиться» в кислоту. Она готовилась к фестивалю в Ингольштадте несколько месяцев, покупая самое высококачественное ЛСД у самых надёжных дилеров, и всего несколько минут назад пробралась в геодезический купол для раздачи кул-эйда, влив в бак с водой такую дозу диэтиламида лизергиновой кислоты, что хватило бы свести с ума население не очень большой страны. А идею эту Роде искусно подбросила её сестра по ведьмовскому искусству, удивительно красивая женщина с огненно-рыжими волосами и зелёными искрящимися глазами, исполнившая однажды главную роль в чёрной мессе, которую служил падре Педерастия в квартире по адресу Лейк Шор-драйв, 2323. Эта женщина называла себя Леди Велькор и часто подшучивала над своими воспоминаниями о Баварии восемнадцатого столетия — по мнению Роды, тут все дело было в реинкарнации.)

10 апреля, когда Говард делал открытия среди развалин Атлантиды, а Тлалок усмехался в парке музея антропологии в Мехико, Тобиас Найт, находившийся в номере отеля «Пан Крестон» в Санта-Исабель, заканчивал передачу на американскую подлодку в заливе Биафра.

— Русские и китаёзы вывели свои войска полностью, генералиссимус Пута явно настроен по отношению к нам дружески и к тому же популярен как среди буби, так и среди фанг. Задачу выполнил, жду приказа о возвращении в Вашингтон.

— Вас понял. Конец связи.

(Фрэнк Салливан наживал капитал на своём единственном достоинстве, действуя в Гаване под видом кубинского супермена Папы Пьябы. Именно там Братство заметило его сходство с Джоном Диллинджером.

— Боже правый, — воскликнул Салливан, когда они сделали ему предложение, — пять тысяч долларов только за то, чтобы отвести двух леди вечером в кино? И вы говорите, что это всего лишь розыгрыш?

— Это будет весьма забавный розыгрыш, — пообещал ему Джайкапо Мочениго.

«Имущество» мистера Салливана приобрёл Смитсоновский институт. Оно стало одной из самых интересных реликвий в их музее.)

МЫ УБЬЁМ СТАРОГО КРАСНОГО ПЕТУХА

(Хагбард возвращался в каюту в сопровождении Джо Малика.

— Ты пойдёшь в ту пивную в Мюнхене, — инструктировал он Джо, — и что-нибудь там украдёшь. Это может быть что угодно, любая достаточно старая вещь, которая была там в то время, когда он устроил Путч. Затем ты присоединишься к нам в Ингольштадте. Понятно?)

МЫ УБЬЁМ СТАРОГО КРАСНОГО ПЕТУХА

Леди Велькор, в зеленой крестьянской блузе и зелёных шортиках, осматривалась близ геодезического купола для раздачи кул-эйда. Поймав на себе взгляд мужчины в зеленой водолазке и зелёных же штанах, она подошла к нему и спросила:

— Вы черепаха?

— Конечно, прелесть моя, а как же, — охотно отозвался мужчина, из чего она заключила, что контакт установить не удалось. Леди Велькор протянула олуху бесплатный напиток. При этом она продолжала мило улыбаться, тщательно скрывая своё раздражение.

МЫ УБЬЁМ СТАРОГО КРАСНОГО ПЕТУХА, КОГДА ОНА ПРИДЁТ

Робинсон и Лерман из убойного отдела фактически приступили к последней фазе операции. Я приехал в Нью-Йорк из Чикаго (где организовал для мисс Сервикс беседу с Уотерхаусом), чтобы обсудить с Хасаном ибн Саббахом Иксом новую фазу лаосской опиумной операции. Разговор с Робинсоном и Лерманом нужен был мне для того, чтобы сверить некоторые детали из тех, что не попадают в официальные отчёты. Мы встретились на Вашингтон-сквер и уединились на скамейке, в некотором отдалении от сборища чокнутых шахматистов.

— Малдун о нас знает, — первым делом сказал мне Робинсон. Он отпустил бороду; я сразу понял, в чем тут дело: сейчас он в группе «Уэзер андеграунд», а не в «Моритури», куда берут юношей моложе двадцати одного года; Робинсон на юношу уже явно не тянул.

— Ты уверен? — спросил я. Он ответил как обычно:

— Кто и когда в нашем деле может быть в чем-нибудь уверен? Но Барни — коп до мозга костей, да и чутьё у него, как у лозоходца. Так или иначе, сейчас в полиции все знают, что мы туда проникли. Они даже отпускают шутки на наш счёт, спрашивают, кто в нашем отделе работает на ЦРУ, и всякое такое.

— Да, Малдун о нас знает, — согласился Лерман. — Но меня волнует не он.