Левитан

Иногда от чистильщиков мы получали газету, и некоторые читали ее от первой до последней буквы. Человек ложился, зажигал сигарету и начинал читать между строк о политике, все время находилось что-то такое, что можно было трактовать в нашу пользу, каждый находил что-то, соответствующее его чаяниям. Священник любил читать о криминале (куда ведет государство отсутствие морали), учитель — о давлении со стороны Советов, социалист — о сближении с английской Labour Party

[49]. А я больше всего любил читать частные объявления, особенно «куплю» и «продам», откуда я черпал свое представление о жизни на воле.

Газета заключенного абсолютно завораживает; водоворот политических событий, происшествия из каждодневной жизни, первые описания путешествий по чужим странам… и театр работает, и Сартр появляется в репертуаре… а сообщение о неизвестной утопленнице, которую пытаются опознать… около двадцати лет, длинные темные волосы, правильные черты лица и здоровые зубы, рост 168 сантиметров — значит, настоящая красавица… и потом следует ее стриптиз: платье, комбинация, бюстгальтер, пояс для чулок, трусики… все подробно расписано… когда ее догола раздели, я уже забыл, что она мертва, утоплена… она ходила за мной по пятам весь день.

Читали мы также и о боях в Корее. Когда учитель стонал по поводу условий в тюрьме, не выносивший его спекулянт припомнил: «а все же лучше, чем в Корее», и потер себе руки. Один фронт был за северных (с русскими и китайцами заодно), другой — за южных, собственно — за американцев. За северных были (впервые объединившиеся, да и то таким манером, что каждый стрелял из своего угла) учитель и социалист, а больше всех убийца, бывший «передовым». За южных, то есть за американцев, был в первой оборонительной линии спекулянт, и еще несколько человек к нему присоединились, в том числе — очень аккуратно — священник; некоторые колебались между двумя кровавыми фронтами, «шупо» был против обеих сторон (он ненавидел «северных» и был разочарован в американцах, в конце войны не пожелавших объединиться с немцами и навести порядок на Востоке). Когда пророчества были исчерпаны («северные сбросят американцев в море, только дым останется», «американцы придут в Пекин на кофе»), в ход пошли более сильные аргументы. Учитель знал о численности солдат в противостоящих армиях — у северной есть крепкий тыл до Берлина, а у южной за спиной только Тихий океан. Его поддержал убийца, весьма ценивший русских как насильников, в то время как «американец бабе только сиськи лижет, а дома — под каблуком». Спекулянт знал, что китайская армия — просто-напросто «неорганизованная, голодная баба» — и как американцы расправились с японцами на островах, так же могут смести этих желтых обезьян в Корее. Убийца сказал, что в войне победила русская армия, американцы в конце только подставили свою миску, «где уж выиграть войну тому, кого не интересует баба от пупка и ниже». Учитель подтвердил, что исход Второй мировой войны решил дух советского воина и что западные союзники зря откладывали со Вторым фронтом, чтобы Красная армия была изнурена, — потом они состязались на скорость, кто прибудет в Берлин, а зря! Немцы союзникам сдавались массово, а против русских стояли до последней капли крови. Спекулянт: «А бомбардировки? Вы видели немецкие города в конце войны? И с чьим оружьем в руках шли русские вперед? Кроме того, — заключил он, — русский любит умирать, потому что плохо живет, — а американец — нет». Убийца закричал в ответ: «Союзники продвигались вперед одними неграми… у которых вот такие писуны!» (Он показал около двух пядей в длину.) Священник предусмотрительно заметил, что Бог всегда на стороне правды, за что на него напал учитель: «Ой, конечно! Любая власть от Бога! Только революционная в Испании не была! Там ваш Бог позволил собраться фашистам всего мира и народом поставленную власть утопить в крови!»

С Кореи фронт перенесся на Вторую мировую войну, с нее в Испанию — и из Испании к нам.

Спекулянт сказал, что его во время войны преследовали оккупанты, а после войны — наши. Учитель врезал: «Из-за черной биржи!» Спекулянт не остался в долгу: «Удивительно, что вы — тут, раз вы такой „правильный“!» Спор никак не хотел стихать, и долго еще потом в воздухе оставался дух пожарищ.

Студент ударил кулаком по подоконнику и воскликнул: «Арест только для мазохистов!»

Убийца его дополнил: «И для импотентов и гомиков!»

Здесь заговорил официант, осужденный за мелкие кражи и игру на черной валютной бирже, который никогда не вмешивался в разговоры ни о сексе, ни о политике: