Впечатления Исаака Ильича двоились. Он старался не пропустить интересного и волнующего. Но он сыскал такого меньше, чем нашел явно для себя ненавистного, возмущающего его. Не понимал, как могли восхищаться французы художниками, творчество которых представлялось ему безумием. Картины французских новаторов -- импрессионистов были в московских частных галереях. Иногда выставки импрессионистов заезжали в Россию. На одной из них Левитан увидел знаменитые "Стога сена" Клода Моне. Он отвернулся от них. Исаак Ильич не оказался в одиночестве. Так же приняли их многие из русских художников-передвижников.
Между первой и последней поездками прошло почти десять лет. Исаак Ильич как будто бы подобрел, двинулся вперед, хотел смотреть другими глазами на непростое искусство импрессионистов. За год до смерти, в 1899 году, живя в Париже, Исаак Ильич почувствовал наслаждение перед картинами Моне, Казэна и Бенара. Он закрыл глаза и случайно вызвал перед собой три имени передвижников
Маковского, Волкова, Дубовского. Сравнение получилось не в пользу русского искусства. Левитану показалось благом для художника жить в Париже. Но эти чувства были недолговечны и непрочны. Они вызваны были мимолетным настроением.
Исаак Ильич не всегда бывал хозяином над своими маленькими человеческими слабостями. Пейзажи Левитана очаровывали людей разного круга. Художника no-своему любила петербургская и московская знать. Левитан иногда нестерпимо кичился своими связями с этими поклонниками и вызывал негодование товарищей. Ему скоро прощали. Видели, как он мучился и стыдился и страдал, когда здоровое и реальное чувство, жившее в нем, побеждало чуждое и наносное. Но слабости показывались и прятались, связи с важными людьми оставались. Его радушно и охотно принимали в богатых домах, в шикарных имениях. Он написал несколько дружеских портретов-подарков. И... ни одного пейзажа усадебного, и много крестьянских хат, деревень, расшив, тихвинок, стогов, плетней, лодок рыбачьих. В
пейзажах художника нет изысканной колоннады, невзирая на всю бесспорную ее красоту. Это своеобразный левитановский демократизм -- влияние школы передвижников, влияние школы на Мясницкой.
Как-то раз с веселой компанией молодежи Левитан оказался на мельнице в имении Бернове баронессы Вульф. Кувшинникова привыкла делать зимние приемы под своей пожарной каланчой, летом было негде и не для кого, без общества она скучала. Небольшие пикники рассеивали скуку. С этой целью и приехали на мельницу. Исаак Ильич бродил около мельничного омута задумчивый, взволнованный. Кувшинникова несколько раз позвала его и оставила. Было понятно, что Левитан выбирал место, откуда намеревался писать этюд этого темно-зеленого бассейна. Действительно, художник пошел к экипажу, достал удобный свой этюдник, ящичек с красками, кисти. Молодежь шумела, пели песни, пили чай. Левитан перестал чувствовать и замечать окружающее, углубленный в свое дело. На пикник пришла с большим опозданием баронесса Вульф. Увидав Исаака Ильича за работой, помещица сказала:
-- А знаете, какое интересное вы пишете место? Эта мельница с омутом вдохновила Пушкина. Александр Сергеевич несколько раз гостил у нас в Бернове и соседнем имении Малиннике, часто бывал здесь, услышал одно старинное предание, и... так зародилась пушкинская "Русалка".
Баронесса рассказала, что прадед ее был человек очень крутого нрава. Молодой конюший полюбил дочь мельника. Она затяжелела от конюшего. Преступник предстал перед барским судом. Разгневанный помещик забрил конюшего в солдаты. В тот день, как юношу отправили, девушка утопилась в омуте.
Левитан слушал, волнуясь. Когда-то Пушкин смотрел на эту бревенчатую плотину, с которой бросилась девушка! Плотина, наверно, была та же самая --поперечные могучие бревна отливали сизым и серым, время не зря прошло для них. Пушкин ходил вокруг, слышал такой же рассказ, думал о дочери мельника, написал "Русалку". Все это подтолкнуло Левитана к созданию картины. Может быть, иначе он бы ограничился рядовым наброском.
Пока продолжался веселый пикник, Исаак Ильич ушел окончить маленький этюд. Художник присоединился к веселящимся какой-то вдруг расцветший. Он словно помолодел, ему захотелось шуметь, кричать, петь, бегать в горелки, рассказывать анекдоты и первому хохотать над ними. Такие хорошие минуты наставали, когда Левитан находил новый, увлекающий его мотив. Радость приходила от избытка сил, от уверенности в себе, от нетерпеливого желания скорее победить и осуществить задуманное. Софья Петровна понимающе улыбнулась и сказала баронессе:
-- Как хорошо, что вы припомнили эту печальную трагедию о молодом конюшем и дочери мельника. Теперь я уверена, что будет новая картина. Я немножко Левитана знаю...