Левитан

Еще ни одному из русских пейзажистов не выпадало такой славы, какую принесла Левитану картина "Над вечным покоем". Величие художника стало неоспоримым. Художник любил славу, жаждал ее. Картину "Над вечным покоем" понимали по-разному. Чаще не так, как ее задумал и осуществил художник. Великий пейзаж, суровый, мощный, грандиозная масса воды, грандиозное небо, неохватные русские пространства. Поэму о могучей русской природе, а через нее символическое представление о шири в размахе самой исполинской страны многие поняли жалко, нищенски, как призыв художника к вечности, едва ли не к религиозному самоуничижению. Реальное, здоровое, жизнерадостное, восхищенное познание своеобразного русского пейзажа, восторг перед величием его, идею силы и могущества его свели к каком;у-то мизерному поповскому "вечному покою", к смирению перед обычным человеческим концом, к смерти. Левитан мучился. Непонимание угнетало его. Он негодовал на товарищей-художников, на зрителей, смотревших на его вещь незрячими глазами. Но обвинял он только себя. Ему казалось, что он не сумел передать в картине тех мыслей и ощущений, которые волновали его и доставляли художнику счастье в большой и долгой работе над картиной.

НА ЗАКАТЕ

Левитан жил в Трехсвятительском переулке, близ Мясницкой части, во дворе, во флигеле. Вокруг росла буйно и густо сирень, которую так любил Исаак Ильич. Флигель был двухэтажный. Внизу были уютные, теплые жилые комнаты, наверху удобная красивая мастерская, отделанная в коричневых тонах. Среди мольбертов и картин стояло несколько кресел и стульев красного дерева с обивкой малинового штофа, пианино, фисгармония. Мастерскую построил для себя дилетант-любитель С. Т. Морозов. Он мало пользовался ею и, будучи горячим почитателем Левитана, уступил мастерскую художнику. Здесь прожил Исаак Ильич последние шесть лет своей жизни. Здесь он создал картины: "На севере", "Тишина", "Дорожка", "Буря. Дождь", "Солнечный день", "Сумерки", "Иэба", "Озеро", "Стога", "Летний вечер".

Всякая из них упрочивала прежнюю славу. Творчество приобретало все больший и больший размах. В гении Левитана открывались новые и новые стороны. Работал Исаак Ильич ежедневно. Никогда не пропускал светлых утренних часов, запираясь в мастерской от друзей и приятелей-художников. Маленькие левитановские кисти бездействовали во время сердечных припадков Исаака Ильича, часто укладывавших его в постель. Да еще семейные неурядицы, острые и яростные чувства вторгались в работу, ломая заведенный порядок жизни. Здоровый Левитан трудился с редким напряжением. Так течет большая река в равнине. Во внешнем спокойствии творческих часов художника не было самолюбования, каменной уверенности в себе. Он постоянно искал новых форм выражения, дробовал одни, бросал, возвращался к ним вновь, находил другие. Картины стояли на мольбертах годами, дожидаясь последнего мазка. "Они "доспевают" сами", -- говорил шутливо Исаак Ильич, показывая их посетителям мастерской. Только ранние свои вещи -- "После дождя", и "Вечер. Золотой Плес" -- Левитан написал в один день.

После утренней работы Исаак Ильич отправлялся на прогулку, уходил далеко, долго блуждал в одиночестве по Москве, навещал приятелей и возвращался к позднему обеду. Левитан даже охотничий костюм носил с изяществом, пригнанный, опрятный от белого отложного воротничка на куртке до русских сапог с голенищами за колено. По Москве шел он своеобразной стремительной своей походкой, нарядный, в безукоризненно сшитом пальто у лучшего столичного портного, высокий, стройный, опираясь на прочную трость. Таким его, в движении, красивым щеголем, изобразил на портрете Валентин Серов. Левитана узнавали на улицах неизвестные ему люди и оглядывались вслед. Иногда по вечерам в мастерской Исаака Ильича собирались близкие ему художники, бывшие школьные товарищи, поклонники хозяина, артисты, артистки, музыканты. Бывали здесь Чеховы, Коровины, Нестеров, Переплетчиков, Аладжалов, Голоушев, Степанов. Неизменно на этих вечерах было много музыки, пения, страстных споров, шума и смеха. Гости расходились по домам за полночь.

Известность Левитана росла с каждым годом. Она перешагнула за рубеж. На международном мюнхенском Secession'e Исаака Ильича избрали в действительные члены Мюнхенского общества. Это звание считалось очень почетным, и его редко присуждали русским художникам. На международной парижской выставке французское правительство для национальных музеев приобрело две вещи Левитана. Однажды, роясь в своих бумагах, Исаак Ильич наткнулся на пожелтевший диплом учителя рисования, с которым когда-то изгнали художника из Школы живописи, ваяния и зодчества на Мясницкой. Левитан весело улыбнулся. Теперь Левитан руководил там пейзажной мастерской. Наконец он получил "высший чин по художеству", как, смеясь, говорил поздравлявшим его друзьям. Исаака Ильича избрали академиком.