Майор покрутил носом, но согласился. Потом спросил:
- Какие еще есть замечания и пожелания?
- Мой протест против самого факта постыдного действия, которое вы называете обыском. Я расцениваю это как способ давления на журналиста.
- Вы не Евгений Киселёв. - Майор улыбнулся. - Не спекулируйте на своей профессии.
- Я действительно не Евгений Киселёв. Я - Станислав Полонский.
- Я в курсе, - сказал майор, продолжая улыбаться.
Новый вариант протокола Стасик дважды перечитал и подписался. То же самое заставили сделать и понятых. Потом понятых отпустили.
"Ну вот и всё, - подумал Стасик, озираясь по сторонам. - Ближний уик-энд придется посвятить уборке... И чего они добились, мудаки? Я такой репортаж отстучу, что у них звездочки полетят..."
Словно прочитав его мысли, майор подсунул ему второпях заполненный бланк о неразглашении информации. В связи с тайной следствия.
- Это я подписывать не буду, - заявил Полонский. - Я свои права знаю. Думаете, я буду молчать?
- Как хотите... - Майор пожал плечами. - По большому счету, это не имеет значения.
- А что, по-вашему, имеет значение? То, что в стране разгул преступности, а вы законопослушных россиян на уши ставите?
- Не делайте столь широких обобщений. Я лишь выполняю свою работу. Степень вашей виновности определит суд.
- Какой еще суд? - заорал Стасик. - Вы что с ума сошли?
Майор достал из кармана паспорт Полонского, покрутил в руках, словно раздумывая, как быть, и сунул его обратно, в карман.
- Станислав Александрович, учитывая, что вы явно намереваетесь препятствовать ходу следствия, я принял решение о взятии вас под стражу.
От такого поворота Стасик обалдел.
- Куда?!
- Для начала - в изолятор временного содержания.
- Не имеете права! Предъявите постановление за подписью прокурора!
- Мы имеем право произвести задержание подозреваемого на срок до трех суток*. После чего органы следствия обязаны предъявить обвинение или опустить на все четыре стороны.
---
Роман написан до принятия нового УПК – прим. автора
---
- Я от вас извинения принимать не буду. Даже если вы приползете ко мне на четвереньках!
- Что-то мне подсказывает, Станислав Александрович, - сказал майор, внимательно глядя на Полонского, - что мне не придется перед вами извиняться...
Глава тридцатая
Дальше всё было как во сне. Полонского не покидало чувство, что вот сейчас затрещит будильник и кафкинские бредни закончатся. Но будильник не зазвонил.
Белая "Волга" доставила Стасика в районное ОВД. Пока дежурный записывал анкетные данные (фамилия, имя, отчество, год рождения, прописка, фактическое место проживания, место работы... ), майор быстро оформил постановление о взятии под стражу.
Стасик выложил на стойку содержимое карманов, снял часы. По требованию дежурного отдал очки, пояс и шнурки. И его повели по грязному коридору. Стена, выкрашенная сине-зеленой масляной краской, потемнела от времени и настолько была обшарпана, что журналист разглядел это несмотря на сильнейшую близорукость, осложненную астигматизмом.
Лязгнула, открываясь, металлическая дверь, и Полонский оказался в небольшой камере временного содержания. Вместо нар здесь справа и слева лежал деревянный настил. Тусклая лампочка висела под потолком, освещая воистину монастырскую обстановку. Пахло мочой, немытым телом. Да так что у Стасика сразу закружилась голова.
За спиной с грохотом закрылась дверь. Коротко проскрежетала задвижка.
"Ничего страшного, - подумал Стасик. - Достоевский сидел? Сидел. Даниэль с Синявским сидели? Почему бы и журналисту Полонскому немножечко не посидеть?.. Чем я хуже других?".
- Здорово, братан, - произнес худой, как щепка, мужик, сидящий у стены на корточках. Ему было лет пятьдесят. Как минимум.
- Здравствуйте, - пробормотал Стасик.
- Да ты вот что, присаживайся, - сказал мужик. - Ты не жираф. Это они, говорят, спят стоя...
- Спасибо... - Полонский неуверенно огляделся, ища, где чище.
- В первый раз, небось?
- Ну, в общем... Да.
- За что тебя загребли?
- Да ни за что.
- Все так говорят, - заметил мужик. - А точнее?
- Якобы за хранение оружия. На самом деле - по политическим мотивам. Рот затыкают.
- Ты что, политик?
- Нет, журналист.
- Надо же, - сказал мужик. - Впервые в жизни журналиста увидел. И где? В изоляторе... Как твоя фамилия?
- Полонский. Станислав Полонский. Областная газета.
- Извини, не читал.
- А вас как зовут?
- Зови меня Шуриком, - разрешил мужик. - Так как что случилось, Станислав?
- Слишком много о ментах писал. В том смысле, что сволочи. Дела фабрикуют, беспредел творят, с оргпреступностью снюхались... Меня трижды аккредитации лишали. В последний раз - сегодня... Правда, месяцев десять ничего такого о них не публиковал.
- А почему?
- Потому что критические материалы о милиции наши газеты теперь не публикуют... Я думаю, что всё приключилось из-за разборки на авторынке. Ну, это когда Шерхана грохнули и начался передел наркорынка. Тогда я впервые заметил за собой наружку. Вели не скрываясь. В открытую.
- Слыхал я об этой разборке, - сказал мужик. - А ты, значит, об это статью чирканул... Молодец. Не все еще, значит, журналисты пидоры...