Левый берег Стикса

В любом случае — Миронов не палач. Просто разработчик операции, хорошо знающий психологию, нашел из всех вариантов наиболее приемлемый. Этот чертов психолог, просчитал, что если я и буду с кем-то говорить, то именно с таким типом, а уж никак не с мордоворотом с цепью толщиной с руку на шее. Вот отсюда и СБУ. Вот отсюда и Миронов, с его интеллигентными ухватками, правильной речью и отсутствием склонности к мордобою. Контора всегда стелет мягко — это профессиональный подчерк. Хотя и тут есть виртуозы по владению валенком с песком, но уровень, все же разный, как ни крути. Принципиально другой подход к съему информации.

— Ты сам обо всем догадываешься, — сказал Тоцкий в слух. — Тебе надо, чтобы я подтвердил твои предположения?

— Хотелось бы, не скрою.

— И на обмен информацией согласен?

— Смотря, что попросишь. Кстати, ты знаешь, о чем просить?

— Честно? Пока нет. Но зато знаю, о чем говорить не буду.

— Если ты о тех, кто был с тобой в загородном доме, то я тебя уже и не спрашиваю. Просто дай свою версию происходящего. Дополни то, что ты рассказал о Красновой и всех остальных.

— Ладно, — сказал Тоцкий, — останови здесь. Мне в туалет надо. Заодно и поговорим. Да не бойся ты! Я не буду бежать.

Миронов остановил машину, отстегнул «браслеты» от дверной ручки и, когда Тоцкий вышел на обочину, опять сковал ему руки спереди.

— Давай, — сказал он, — действуй.

Тоцкий отошел на несколько шагов в сторону, и начал действовать, обильно орошая придорожную траву. Миронов ждал его, облокотившись на крышку багажника, не то, чтобы до конца расслабившись, но и не слишком напряженно поглядывая за подопечным. Закончив справлять нужду, Андрей подошел к нему и стал рядом, с удовольствием вдыхая свежий ночной воздух. Даже курить не хотелось. Несколько минут они простояли молча, наблюдая за проносящимися мимо машинами, достаточно редкими в это время суток.

— Работа у тебя собачья, — сказал Тоцкий.

— У тебя тоже, — отозвался Миронов.

Они опять помолчали. Миронов суховато прокашлялся.

— Это только версия, как ты понимаешь, у меня не было возможности собрать информацию в серьез, — начал, наконец, Тоцкий. — Я сразу был внутрисобытий, и об объективности и речи нет. И скажу я тебе не все, а только то, что смогу. Чтобы никому из моих не навредить.

— Я понял.

Неторопливо, четко выверяя сказанное, Тоцкий изложил ему свой вариант произошедшего, ни словом не упомянув, ни МММа, ни то, что Костя жив, ни то, что, по его расчетам, Диана с детьми уже пересекла границу. Только костяк интриги — так, как он ее видел и понимал. Не более.

— Похоже, — задумчиво сказал Миронов, чуть погодя. — Несколько масштабнее, чем я себе представлял, но в целом и общем — похоже. Не скажу, что тонко продумано, но, скорее всего, я не все знаю, для того, чтобы оценить изящество замысла.

— Вот за что я вас особо люблю, — произнес Тоцкий, с плохо сдерживаемой злостью, — это за то, что там, где я вижу сломанные судьбы и забранные жизни, вы находите изящество замысла.

— Так оно есть! — возразил Миронов, провожая взглядом огромный грузовик с синим матерчатым тентом прицепа, — Что делать, если оно есть? Вы, конечно, ребята ушлые, но материалы на вас, с момента открытия банка, копятся и копятся. Вы в постоянной разработке, как и все остальные. Что-то мы упускаем, что-то вы успеваете спрятать, но цельная картина у нас есть в наличии. И вчера была, и позавчера.

— Ждали, как ты говорил, команды «фас»?

— Давай лучше так — просто ждали команды. И дождались.

— По-твоему, правдивый ты наш, это нормально? Рвать нас на части не по закону, а по отмашке?

— Послушай, Андрей! А почему это вас, собственно, нельзя порвать? Почему ты так убежден в том, что вы особенные? Да никакие вы не особенные! Чуть умнее, чуть крупнее, чуть удачливее — и вся разница. Могли порвать других, но приказали — вас. Основания-то есть. Вы все одним мирром мазаны — и большие, и малые. И средние тоже.

— Закон суров, но он закон. Но не для всех. И не всегда. Сегодня в программе нашего цирка — правосудие по жребию, — объявил Андрей голосом шпрехшталмейстера. — На арене — группа дрессировщиков-силовиков, и стая диких и кровожадных банков. Алле-оп!

— Можешь иронизировать, сколько хочешь. Шут гороховый! — с раздражением сказал Миронов. — Что ты мне пытаешься доказать? Смелость свою?

— То, что и вы одним мирром мазаны, Александр Сергеевич. Ты, и твои шефы. Тебе сказать, пока нас никто не слышит и не видит, сколько денег я им переносил? Так, прикидочно, плюс-минус сто тысяч? Знать хочешь?

— Ты на меня чужие грехи не вешай. Я у тебя денег не брал.

— Так и я у тебя их не крал. Что ж ты мне руки крутил?

— Крылья не проросли, Тоцкий? Нимб голову не жмет?