Левый фланг

— Вот такой же белокурой и совсем молоденькой была и моя Марина, когда мы познакомились в Ростове.

Вера поморщилась: ее, кажется, впервые назвали так просто, буднично — женой, и это почему-то резануло слух.

Узнав, что майор тоже родился и вырос в Оренбурге, хозяин прослезился, начал расспрашивать, как теперь выглядит город, целы ли кадетские корпуса, жив ли кто из Панкратовых, Мальневых, Юровых и прочих тузов степного края. О городе Константин мог еще кое-что рассказать, а всех этих Панкратовых и Юровых знал лишь по старым названиям самых больших домов и самых больших оренбургских мельниц. С Геннадием Андреевичем его разделяла не просто четверть века, а и весь новый, революционный век. Особенно эта разница обнаружилась дальше, когда хозяин живо заинтересовался тем, на каких условиях можно открыть хотя бы лавку в случае возвращения на родину. Тут уж Вере совсем стало не по себе от наивных вопросов интеллигентного хозяина и слишком популярных объяснений Константина. Она извинилась, сказав, что подышит немного свежим воздухом.

На улице ее поразило, как ярко освещен Белград, несмотря на близость фронта. Где-то пели знакомую песню из старого боевого киносборника, который она смотрела в первый год войны:

Помнишь годину ужаса,
Черных машин полет…

Вера долго бродила по Милошевацу. Никто не спал, отовсюду доносились русские песни.

«Такой же белокурой и совсем молоденькой была и моя Марина», — вслух произнесла Вера слова хозяина. Значит, и тогда, в гражданскую войну, любовь сопутствовала людским мукам? Ну конечно! Об этом написано столько книг, сложено столько песен. Так что ты не исключение. А тебе все как-то неловко перед солдатами. Ну что поделаешь, если суждено полюбить на фронте. И не нужно сгорать от стыда, не надо низко опускать голову. Да, ты счастливая, но ты каждый день под огнем, под пулями. Это, может, еще тревожнее, чем жить одними письмами любимых, что там, далеко в тылу. Недаром они с Костей ждут не дождутся друг друга, когда он или она уходят на передний край. И все-таки, сознайся, что ты никому на свете не уступишь такого мученического счастья. Ведь любовь сильнее смерти. И не только в сказке, но и в жизни, и на фронте, и повсюду. Любовь в каждом, кто идет на смерть, кто побеждает ее в рукопашной схватке. В самом деле, если бы не было любви, то сколько бы еще людей погибло на войне.

Вера озябла и вернулась в дом. Константин продолжал читать хозяину политграмоту. Теперь они просидят до утра, а завтра ведь парад и после него обычный дневной переход к фронту. Она послушала их немного и ушла в другую комнату, где, может быть, жила та самая Марина, за которой Геннадий Андреевич потянулся на чужбину. Вот это уже трагедия. Любовь сильнее смерти, но к чему она без родины?..

С восхода солнца заиграли оркестры, вдоль шоссе начали выстраиваться полки. Не только Вера, даже Зарицкий был удивлен, что в дивизии сохранился не один комплект духовых инструментов и что нашлись свои музыканты в частях.

Автомобильная колонна штаба дивизии вступила в город первой, за ней маршировали, держа равнение, батальон за батальоном, и, поотстав на парадную дистанцию от пехоты, шла моторизованная артиллерия. Правда, настоящего парада все-таки не получилось: ждали, что в центре города Белградскую дивизию встретят маршал Толбухин и маршал Тито, но у них, как видно, были неотложные дела. Зато тысячи горожан образовали бесконечные шпалеры на всем пути от южной окраины до чудом уцелевшего моста через Саву.