Левый фланг

Лецис тоже долго не мог уснуть в эту ночь. На столе у него лежала целая стопка партбилетов, которые принесли вечером с передовой. Он не спеша листал их при тусклом свете походной лампы из снарядной гильзы. Все его  к р е с т н и к и, принятые в партию на фронте. Сколько уже вернулось почти новых красных книжечек, и всякий раз, когда подписанный им билет возвращался к нему, начальник политотдела задумывался о том, как быстро выходят из строя коммунисты на войне. Ведь совсем недавно он вручал вот этот, любовно завернутый в бумагу, партийный билет саперу Медникову. На Днепре младшего сержанта принимали в кандидаты, на Днестре — в члены партии. Ян Августович вспомнил, как он выговаривал замполиту саперного батальона за то, что Медников, принятый в партию с трехмесячным кандидатским стажем, отшагал в кандидатах вдвое больше, пока дивизия с боями шла от Днепра к Днестру. Замполит оправдывался тем, что зимой, до выхода в район Тирасполя, некогда было оформить документы, что в конце концов не очень уж серьезное это нарушение инструкции. Лецис даже прикрикнул тогда на капитана, вопреки своему правилу говорить с подчиненными ровно, не повышая голоса. Он сказал: «Потрудитесь, капитан, точно выполнять указания ЦК! Если человек принят кандидатом на льготных условиях, как отличившийся в бою, то не ждите передышки для того, чтобы принять его в члены партии». И вот Максим Петрович Медников отвоевался… С маленькой карточки на Лециса смотрит пожилой задумчивый сапер. Да, саперы ошибаются только однажды… Его партийный стаж измеряется всего лишь месяцами, но такие месяцы стоят многих мирных лет. Вот и взносы не успел он заплатить за минувший месяц, но его последний взнос был самим дорогим — он отдал сегодня жизнь, он больше ничего не должен партии.

Коммунисты, коммунисты… Как вы действительно быстро выходите из строя под огнем, поднимаясь первыми в атаку.

Ян Августович отложил стопку билетов погибших солдат и офицеров и придвинул к себе другую, тонко пахнущую ледерином, а не порохом. Все люди незнакомые, прибывшие в дивизию, наверное, осенью, пока он отлеживался в госпитале. Но есть и ветераны. Вот «маленький старшина» Георгий Акопян. Его он знает еще с Моздока. Тоже давно просрочил льготный кандидатский стаж, хотя и служит на виду у всех, в разведке. Неплохо служит, когда надо, идет в ночной поиск, за языком. А вот младший лейтенант, переводчица Вера Ивина. Одна из тех девчонок, что с утра до вечера осаждали военкоматы, а если их не брали в действующую армию, то они выплакивали свое право воевать. Золотая молодежь! Иные даже не успели в мирное время вступить в комсомол и теперь сразу вступают в партию. Война свела у них на нет переходный возраст, — и все они, очень рано повзрослев, давно приняли на свои плечи, безо всяких скидок полную долю государственного груза. Это именно те молодые люди, которые после победы составят сердцевину партии, ее ударную силу второй половины века…

Две стопки партбилетов: одни принадлежали мертвым, другие принадлежат живым.

Две стопки партбилетов лежали перед Лецисом, членом партии с семнадцатого года: по левую руку — старые, по правую — новые. Они были дороги ему в равной мере. Новых больше, чем старых. Так должно и быть. И все ж он опять раскрыл партийный билет Медникова и снова заглянул в лицо потомственного пахаря, который и здесь, в Венгрии, готовил чужую землю для будущего сеятеля, освобождая ее от мин, как, бывало, от межевых камней — колхозное родное поле…

Лецис взял простую, школьную ручку и стал подписывать новые партбилеты, чтобы завтра же, не откладывая до тихих дней, вручить солдатам прямо на передовой. Завтра дивизия станет сильнее почти на двадцать коммунистов. Пополнение как раз кстати. Его суть не в добавке активных штыков, а в личном примере тех, кто увлекает за собой однополчан.

Утром Ян Августович поднялся с тяжелой головой, да к тому же и с тяжелым сердцем. Оно начало пошаливать все чаще, особенно в такую неустойчивую погоду, как здесь, в Венгрии. А впрочем, мадьярская туманная и слякотная зима вряд ли виновата. Когда жизнь подвигается к шестидесяти, только поспевай отсчитывать всякие там переходы количеств в старческие качества. Что и говорить, диалектика не из приятных.

Благо, в дивизии никто не знает, что у него больное сердце. На вид здоровяк здоровяком, косая сажень в плечах, и все думают, что ему износа не будет. Пусть думают. Так-то лучше… Ян Августович выругал себя, начал одеваться. Он же хотел с утра, пораньше отправиться на передовую, вручать партийные документы новичкам. Нет-нет, надо раскачаться. Нашел время болеть, когда дивизия отбивается из последних сил. Непорядок.

Хорошо, что на переднем крае сегодня тихо. Перелом, что ли, наступил наконец? Или неприятель не закончил новую перегруппировку и ждет вечера? Сколько у него еще осталось танков, сам черт не ведает. Бьем, бьем эту танковую  э л и т у  немцев, а они все лезут. Но скоро-скоро должны выдохнуться.