Лежачая больная

— Предлагаю вам открыть, — отозвался Холмс тем язвительным тоном, к которому иногда так любил прибегать.

В дверном проеме стояла женщина, закутанная в длинный шерстяной плащ с капюшоном. Едва не оттолкнув меня, она прошла в комнату и откинула капюшон. Мы увидели лицо Сабины Эбернетти.

Холмс поднялся с кресла и подошел к ней. С минуту они изучающе смотрели друг на друга.

— Вот я вас и выследила, мистер Шерлок Холмс, знаменитый сыщик, — злобно процедила она.

— С чем вас и поздравляю. — Голос Холмса слегка дрогнул.

— Зачем вы устраивали этот маскарад, чтобы познакомиться с моим братом? Зачем вы улещивали и обманывали его, зачем проникли к нам в дом? Похоже, я знаю ответ. Вас наняла эта мерзкая женщина, Мейбл Бертрам, чтобы вы за нами шпионили. Что она вам сказала?

— Она беспокоится о здоровье вашей матери, вот и все.

— О нет, мистер Холмс. Это далеко не все.

Смирив свой гневный порыв, она умолкла. Я воспользовался тишиной, чтобы выразить и собственное беспокойство.

— Надеюсь, вы не совершали это вечернее путешествие в одиночку, мисс Эбернетти.

— Минтер ждет внизу, в коляске, — коротко бросила она.

— А где ваш брат?

— На собрании своего актерского общества. — Она в ярости повернулась к Холмсу: — Какого ответа вы хотите? Что нужно сделать, чтобы покончить с этим допросом?

Меня поразила враждебность ее слов, однако Холмс тотчас же отозвался:

— Что сделать? Дать нам возможность убедиться, что леди Эбернетти жива и относительно здорова.

— Прекрасно. Вы встретитесь с ней в воскресенье днем. — Она проследовала к двери, но обернулась на пороге и, кривя губы, произнесла: — Я вас презираю.

Она опустила капюшон и заспешила вниз по лестнице.

— Не так-то просто заслужить презрение этой дамы. — Холмс попытался рассмеяться, но голос его по-прежнему дрожал.

— Серьезный противник, — заметил я.

— Я не считаю ее своим противником, — негромко возразил Холмс. — Она — мой враг. Или, точнее, это я ее враг. — Он прошел к окну. — Ага, они уезжают. Будьте так добры, Ватсон, свистните кэб, а я быстренько надену кепку и ольстер. Немного развеюсь.

— Хотите, чтобы я вас сопровождал?

— Нет, лучше мне съездить одному.

Похоже, Холмса немало потрясло это происшествие, однако на лице у него отражалась мрачная решимость, и я знал, что лучше ему не перечить.

На другой день его настроение то и дело менялось, он часами напролет пиликал на своей верной скрипке, пока я не счел нужным заявить протест.

— Как вы смотрите на то, чтобы провести вечер в театре? — спросил Холмс, внезапно оживляясь. — В Друри-Лейн выступает Дэн Лено. Но сначала пообедаем в городе.

Меня удивил такой выбор развлечений: обычно он предпочитал скрипичные концерты в Альберт-холле.

Как всегда, он прочел мои мысли.

— Ну же, Ватсон. Самый прославленный чечеточник нашего времени, звезда пантомимы. Настоящий художник, истинный гений в своей области.

Дэн Лено в тот вечер явно пребывал в ударе. Он убедительнейшим образом перевоплощался в самых разных людей, демонстрируя несравненный юмор кокни, широчайшую гамму чувств, париков и нарядов.

Зрители вокруг нас буквально корчились в креслах от хохота, но Холмс в своем вечернем костюме сидел молча, сложив пальцы перед грудью и сонно взирая на представление из-под полуопущенных век. Однако у меня сложилось впечатление, что он внимательно наблюдает за кривляньями и ужимками коротышки.

На другой день, к моему немалому удивлению, он оделся для визита к Эбернетти уже безо всякого маскарада.

— Игры кончились, Ватсон, — ответил он на мой недоуменный взгляд. — Думаю, теперь обе стороны знают о том, кто я такой и что меня интересует.

— Думаете, нас представят их матери?

— Не сомневаюсь.

Туман окутал Лондон. Церковные колокола звучали приглушенно и меланхолично. Поздним утром туман не рассеялся, и я поразился, когда Холмс предложил нам прогуляться до Гровнер-сквер пешком.

— В этой мгле? Да вы с ума сошли, Холмс! Чего ради…

— Я хочу прибыть на Гровнер-сквер в определенном состоянии ума, и в этом мне способен помочь лишь туман. Если не желаете сопровождать меня, оставайтесь у своего уютного камелька, но если вам хочется пережить одно из наиболее странных приключений, какие вам доводилось заносить на бумагу, а я-то знаю, как вы любите протоколировать наши небольшие расследования, — тогда надевайте шляпу, пальто, самый теплый из ваших шарфов, берите самую прочную вашу трость… ах да, и ваш армейский револьвер.

— Мой револьвер, Холмс? Уж не думаете ли вы, что эта парочка представляет для нас угрозу?

— Будет разумно приготовиться к любой неожиданности.