Лежачий полицейский

Престарелый дом, вросшие в асфальт каменные тумбы, не то для привязывания лошадей, не то для того, чтобы эти самые лошади не просочились внутрь двора.

– Это каретный отбойник, – блеснул эрудицией Игорь, забыв сообщить подробности.

Когда глаза привыкли к полумраку, внутри здания можно было рассмотреть вызывающие гипсовые вензеля на потолках. На полу в парадной почти целая узорчатая плитка. Говорят, слово «парадная» употребляют только питерцы. Снобы мы все-таки.

На выеденных ногами ступенях местами сохранились вмурованные ушки для прутьев, чтоб ковер не скользил под подошвами достопочтенной публики.

Вообразив себя в старинном платье на кринолине и роскошной шляпе, непременно с масштабным страусиным пером, я так вошла в роль утонченной дамы, что едва не сняла тонкую перчатку, перед тем как притронуться к массивным перилам. Игорю мой фарс понравился. Он великосветским тоном осведомился, не угодно ли даме посетить замок маркиза Карабаса. Потом изобразил мушкетерский поклон и больно вмазал откинутой рукой по перилам.

– Твою мать, – прошипел он, отвешивая несильный пинок травмоопасной железяке.

– Это тебе не карниз для занавесок, – сочла возможным съехидничать я, напоминая о недавнем происшествии, доказавшем, что мой милый избранник не так уравновешен, как казалось поначалу.

– Тогда все было по-честному. Я старался изо всех сил, а он ни в какую. Надо же было на ком-то сорвать злость? Так что карниз сам виноват.

Едва ли на свете найдется хоть один карниз с более плачевной судьбой. Прожил он после покупки ровно полчаса и был завязан в узелок за злостное неповиновение. Занавески до сих пор валяются где-то на антресолях. Жаль, три дня их выбирали.

– А что он не вешался? – дуя на ушибленную руку, стонал Игорь. – Бобошеньки. Жалей меня, несчастного. Сейчас же! А то я весь дом по кирпичику разберу. Понастроили, предки, мать их перемать. Жалей меня немедленно!

Пришлось интенсивно дуть на руку, прибавив для верности приговорку: «У собаки болит, у кошки болит, а у Игорешечки пройдет».

– Мимо, – продолжил Игорь.

– Что «мимо»?

– Пройдет мимо. Подуй еще разок. У тебя такие щеки потрясающие, когда ты это делаешь.

– Отвянь, а? – не на шутку оскорбилась я.

– Ладно. Смотри. Вот она, заветная дверь в кладезь информации. Сделай трогательное лицо и жми на кнопку. Да не такое, а то ты смахиваешь на неудачливого нищего с паперти.

Мы с Игорем некоторое время напряженно слушали злобное эхо звонка, приложив уши к высоченной двухстворчатой двери. Казалось, резкий звук мчится на всех парах в глубь неведомого помещения, чтоб навеки раствориться в безднах пыльных артефактов.

На левой стороне двери, многократно покрашенной в разные оттенки коричневого, сохранились следы пребывания прошлых жильцов. Судя по отпечаткам от отодранных с мясом звонков и приклеенным подле них бумажкам, ранее в этой обители квартировали Буты, Фридманы, Синяковы и три Иванова. Была еще полустертая госпожа Запределова, которой явно не повезло. Чья-то зловредная рука изменила ее фамилию в Заперделову.

Я машинально оторвала бирку с линялым чернильным Ивановым, к несказанному изумлению обнаружив под ней набившую оскомину фамилию Березовского. Блин горелый, вот где он, оказывается, затаился! В надежде на повторное чудо поотрывала автографы остальных Ивановых, однако, к моей досаде, никаких фигурантов типа Ходорковского или Чубайса там не оказалось. Отколупав последнюю наклейку, я узрела выведенное пером затейливое «Мав…».

– Смотри – Мавроди! – азартно воскликнул Игорь, увлеченно наблюдавший за моими археологическими изысканиями.

Увы, некто «Мав…» пострадал из-за качественного канцелярского клея. Последние буквы упорно не читались. Я настаивала на невозможности такого совпадения, а Игорь бился за печально известного создателя прожорливой пирамиды. Он уже прогнозировал, каким образом мы станем проводить обзорные экскурсии в квартире-музее. Растолковывая посетителям, как, сидя на горшке, трехлетнее дарование задумывало безопасный план отъема первого миллиона.

– Про него по телику рассказывали. Он, бедняжка, страдает. Арестовали весь тираж его книжки. Так он признался, что вовсе не скрывается. Просто ему дома некомфортно – вкладчики мешают спокойно жить.

– Сволочи какие, – саркастически усмехнулся Игорь. – Неужели он так и сказал?

– Ага.

– Значит, я прав. Вот тут его убежище.

– Ты ничего не путаешь? По-моему, тут живут твои друзья.

– Отвянь, мелочь пузатая. Просто он тут жил, а потом съехал. Надо памятную доску на фасаде повесить. На белоснежном мраморе. У меня есть знакомый – просто спец по резьбе на камне.

– На кладбище трудится? – уверенно заключила я.

– Нет. Камины режет. Потом как-нибудь заскочим, полюбуемся. Но с вывеской я, пожалуй, погорячился.

Поймав мой любопытный взгляд, Игорь счел нужным объясниться.

– Моим приятелям такая реклама ни к чему.

– А что, им деньги не нужны?

– При чем тут деньги?

– При том. Как только народ прознает, что тут пахнет Мавроди, так сразу ринется тащить наличку мешками.