Лежачий полицейский

Постепенно выходя из себя, я стала подбираться к ней поближе. Передвигаясь вдоль стены, словно боясь остаться без опоры. Стоит. Красивая, умная, богатая. У нее все, а у меня – ничего. Только гаечный ключ. Гаечный ключ – орудие бесполезного ребенка. Последний аргумент в споре с самой собой. Вот как сейчас дам этим весомым аргументом по идеально уложенной светло-рыжей голове. Так чтобы умные мозги заляпали чистые спокойные стены.

За секунду до катастрофы мамино онемение закончилось.

– Быть может, чаю? – сморгнув, спросила она.

– Сейчас воду вскипячу, – поддержал ее неожиданно возникший Карабас.

Вам не доводилось наблюдать, как ведет себя поток воды? Перед носом которого рухнула плотина?

Входя в раж, я начала долбать все, что подворачивалось под руку. Летели осколки чашек, какой-то стеклянной утвари. Взрываясь, осыпались зеркальные части полок. Мимо пролетело исковерканное глиняное панно с веселой совой. Спрыгнув со стола, я сокрушила большую восточную вазу и нацелилась на окна. Руки моментально покрылись порезами. На лице саднила длинная царапина.

Мама спокойно смотрела на меня. Прекрасно понимая, что я уже нахожусь в опасной близости от ее головы.

Меня придавило массой Карабаса. Лежа на моей спине, он громко пыхтел мне в ухо.

– Вот так, значит. Я ему в любви признаюсь, а он… – Воздух кончился, и мой голос превратился в хрип.

– Если тебе станет легче, можешь меня ударить, – уверенно предложила мама, оттаскивая от меня невменяемого Карабаса.

Уже не хотелось. Жалко было порезанных рук, загубленной прически и немного стыдно за учиненный погром. Я посмотрела на бескровное лицо Карабаса, утешаемого мамой, и мне стало жутко смешно. Такой большой, отважный мальчик, а так испугался.

– У нас в роду все бешеные! Бабуля была – зверь. Немцев знаешь сколько замочила? Свирепая старуха была, земля ей пухом. Смотри, рассердишь маманю, она церемониться не станет – хрясь топориком по башке и чай пойдет пить. Кстати, а где чай?

Сгребая хрустящий мусор с пола, Карабас поглядывал на меня, приговаривая:

– Теперь я понимаю, почему ей ничего нельзя говорить. Она же психованная.

– Это второй раз в жизни. Первый был в магазине игрушек. Я ей тогда калейдоскоп не купила.

Пусть насмехаются. Хотя представление в магазине я, как ни странно, помню. Продавцы буквально выли от ужаса. А мама тогда перешагнула через меня и преспокойно пошла дальше.

– Может, врача вызвать? – беспокоился Карабас, глядя, как я расписываю йодом резанные руки.

– Ага. Только начни потакать, потом намучаешься.

– Ты не думаешь, что уже поздно ребенка перевоспитывать? Она выросла. И ей нужна твоя помощь. Хотя бы в перевязывании рук, – укорил Карабас.

Вывалив осколки в ведро, мама внимательно посмотрела на меня, на малолетнего мужа и рассмеялась. Я сто лет не слышала, как она это делает.

– И как я раньше не замечала, что живу хорошо? Ладно, давай помогу.

С перебинтованными руками я стала как мумия. Сквозь марлю проступал йод вперемешку с кровью. Теперь никто не усомнится, что по мне психушка плачет.

Бедный Игорь. Когда мы встретимся, ему будет трудно любить меня в таком виде. А как же загс? На что теперь надевать обручальное кольцо? А фату на лысый череп? Настроение испортилось. Я чуть было не пропустила, что говорит моя мама.

– Никто тебя убивать не собирался.

– И зря, – буркнул Карабас.

– Просто ты мне все испоганила. Но не убивать же тебя за это?

– А почему и нет? Твоему Коловороту только свистни – загрызет.

– Он пытался тебя урезонить.

Разозлившись, я принялась размахивать руками, как дирижер.

– Сначала подстриг. Потом устранять собрался. Не верь ему!

– Прекрати придуриваться. Сейчас он приедет. Мы поговорим в спокойной обстановке и решим, как дальше жить.

Судя по ее голосу, она все для себя давно решила.

– Пойдем, посидим у меня.

Надо же, Карабас распоряжается здесь как полноправный хозяин.

– Мне надо срочно позвонить Игорю. Он волнуется!

Карабас в недоумении, он сочувствует, но не уверен, что мне положен телефонный звонок. Наконец он находит компромисс.

– Давай я сам ему позвоню. Скажу, что ты жива-здорова, но занята.

Приходится согласиться. Тем более что Коловорот не за горами. Точнее, он уже в квартире. На меня смотреть не хочет, с мамой советуется.

– А сегодня к маме гости уже приходили? – осторожно спрашиваю я Карабаса.

– Нет. Не мешай. Я же сейчас с твоим Игорем говорить буду.

Вслушиваюсь. Надеюсь, что теперь у Игоря меньше поводов для волнения. И напрасно. Еще совсем не ясно, чем дело кончится. Подслушать бы, о чем эти взрослые там советуются, да никак. Тем временем Карабас решил проявить участие. Нашел обезболивающую таблетку, разрешил покурить. Он отчаянно пытался выглядеть старше своих лет. Как же, почти отчим.

– Можно, я тебя не буду называть папой?

Бедного Карабаса перекашивает.

– А что с твоим приятелем? Говорят, он пострадал?

– Кто говорит?

Я со смаком, преувеличивая повреждения, нанесенные Барабасу, расписываю столкновение с машиной. Сначала мне не верят. Потом Карабас начинал смурнеть от беспокойства.

– А ты в это время наслаждался мирной семейной жизнью.