"Какое тихое озеро! Деревья словно бы и не отражаются, а двоятся. И будто собираешься нырнуть в зеркало. Или в небо. А сразу как от берега глубоко! И… что это? – вода уже почти что прозрачная, но… как-то не по себе. Наверное, это потому что всегда мне казалось, что глубина удерживает на расстоянии… Ты будешь прыгать, или ты будешь вот так стоять, голая, до второго Пришествия? Интересно, видит ли меня сейчас Влад? А старик? Хорошие они парни. Спокойные. И даже почти не пьющие. Беда только – вот именно у таких мужиков обязательно обнаруживается какая-нибудь да блажь. У этих – заточить себя насовсем в глуши. А я сначала подумала, они это такую дачу себе отгрохали. А может, в чем-то они правы: тишина, покой. Не плохо после столичного бардака. Но только – кому похвалишься тут, что ты девчонка самого Влада Серого? Похоже, Алке повезло больше в смысле зарисоваться. Да и вообще: попала в группу поддержки при «Скрежещущих Шкафах», а ведь это – Барселона, Милан, Бангкок… И секс, наверное, с этими обдолбанными рокерами головокружительный! Кстати, «Оружейник Весны» мог бы вспоминать об
И она нырнула.
Однако не прошло и минуты, как она пулей вылетела на берег.
А я все продолжал видеть, как под водою внезапно расширились у нее глаза и от смертельного страха стали они безумны…
Теперь, вновь стоя на берегу, женщина почему-то была уверена, что она в безопасности. И мысль ее искала вернуться в привычное свое русло, словно ручей, расплесканный угодившим вдруг в его середину камнем.
"С чего это я решила, что эта коряга там, под водой,
Ее сердечко стучало как у бельчонка, пойманного хорьком. И все-таки она не заставила себя ждать… Странные существа! Они почти всегда поступают так. Хотя инстинкт им подсказывает: «беги!» И сердце криком кричит им: «стой –
Нет, ведь я получил то именно, что обретаю все реже.
О, этот переливчатый взрыв беспомощного отчаяния!..
Сверкающие пузыри, вырывающиеся изо рта ее вместо крика…
Все это зафиксировано теперь в моей памяти. В бездонной житнице сцен, показывающей любое, словно бы наяву, как только я захочу.
…Старик стоял перед холстом и работал. Он зачарованно писал белый дирижабль, собирающийся пройти – зачем бы это ему? – под гигантской, растрескавшейся гранитной аркой.
Я чувствовал течение мысли Ивана Серого. Хотя и не так отчетливо, как у женщины. Я созерцал его радость. Старик создал себе башню и творил в ней – уже никто не спросит его, к примеру, что это еще за плагиат с Цепеллина и на кой сдалась ему арка.
Я шел бесшумно. Потом я неподвижно стоял на самых остриях кончиков сотен моих корней. В студии отшельника было тихо. И даже эта вода, струившаяся с меня после озера, не капала больше на пол. Ее ведь всю, сколько ни задержалось в бороздах моей кожи, впитало дерево двери, когда я проходил доски ее насквозь.
Я начал приближаться к Ивану. Медленно. Переступая кончиками корней по полу совершенно беззвучно. И он бы не обернулся. Но счетчик, что укреплен был на поясе его, стал мигать. И вот – художник уронил кисть и впился в меня глазами.