Лезвие сна

«Как же она может за мной наблюдать, когда я предпочитаю оставаться невидимой?» — спросила себя Козетта. Но ответ был ясен с самого начала: черно-белая девушка пересекла черту, так же как и Козетта. Кто-то вызвал ее, но кто? Это не Изабель. Козетта могла подумать только об одном человеке, способном на такое волшебство, но о нем она предпочитала не думать никогда.

В это время девушка улыбнулась, но в ее улыбке не было ничего приятного, скорее она напоминала оскал хищника — голодный и жадный. Заметив, что Козетта ее видит, черно-белая девушка медленно провела пальцем поперек горла. Потом она оттолкнулась от двери и пошла по улице.

Козетта на стене не могла пошевелиться от страха, не отрывая глаз она смотрела вслед незнакомке.

«Я ее не боюсь, — твердила она себе. — Я совсем не испугалась».

Но не могла унять дрожь. Прошло немало времени, черно-белая девушка уже давно скрылась из виду, а Козетта осмелилась только обхватить колени руками и пожалела, что сейчас она не на острове, что поблизости нет Серьезного Джона. В памяти всплыли слова Розалинды, произнесенные перед расставанием: ...обещай мне быть осторожной. Постарайся, чтобы тот черный человек тебя не обнаружил.

«Легко было дать слово, — грустно подумала Козетта. — Но сдержать его невозможно».

Надо пойти и как можно скорее отыскать Серьезного Джона, но она никак не могла сдвинуться с места. Козетта до сих пор ощущала на себе голодный взгляд черно-белой девушки и могла только гадать, сколько еще таких же, как она, было вызвано в этот мир из прошлого.

VII

Рашкин вложил в тебя частицу себя самого.

Изабель не переставала думать над этими словами Джона, пока закрывала дверь студии и спускалась по лестнице, выходившей во внутренний двор здания. Джон во многом был прав, но вряд ли он понимал, насколько противоречивыми были ее чувства к бывшему учителю. Она не смогла бы объяснить их даже самой себе, не то что кому-то другому. Несмотря на неподдельный страх перед новой встречей с Рашкиным, какая-то частица самой Изабель не могла относиться к нему с ненавистью.

Неизвестно, кем бы она стала, если б не та случайная встреча несколько лет тому назад у собора Святого Павла. Даже успехами в абстрактном экспрессионизме, к которому она обратилась после пожара, уничтожившего большую часть ее картин, Изабель была обязана знаниям, полученным в студии Рашкина. Техника живописи, отношение к объектам изображения, способность вызывать ньюменов — всё это сохранилось внутри Изабель наряду с некоторой долей любви к старому художнику, ставшему для нее неистребимым наваждением. Он несомненно был чудовищем, но только Рашкин уберег Изабель от участи рядовой посредственности, как в творчестве, так и в личной жизни. Без разожженного им огня она, вероятно, давно оставила бы живопись и работала в какой-нибудь конторе. Подобная участь постигла слишком многих ее сокурсников, кто мог поручиться, что Изабель не была уготована та же судьба? Рашкин освободил бабочку из кокона, выпустил ее на волю и научил не стремиться к чужому огню, а самой дарить свет окружающим. Как же не испытывать благодарности за всё, что он для нее сделал, за то, чего она достигла?

Изабель распахнула дверь и вышла из помещения в оживленную суматоху двора. Как же объяснить всё это Джону, если она сама не может определиться в своем отношении? Да Джон просто...

На противоположной стороне двора Изабель заметила знакомую фигуру и остановилась в дверях. Похоже было, что она снова вызвала его при помощи своих мыслей, но Изабель знала, что на этот раз причина была в другом. Его возвращение вселило в нее новую надежду. Именно этого она ждала от Джона. Она не хотела повторения бесконечных споров. Не хотела, чтобы он появлялся только потому, что она позвала его; Джон должен был сам захотеть увидеться с ней.

Парень подошел почти вплотную, и, когда Изабель внезапно обратила внимание на отсутствие выцветшего плетеного браслета, еще несколько минут назад украшавшего запястье Джона, отступать было поздно. Пораженная абсолютным сходством, Изабель замерла на месте и молча разглядывала двойника. Такое же чувство потрясения было у нее в тот момент, когда она увидела тождественность лиц Джона и парня на ее картине.

«Во дворе полно людей, — пронеслось в голове Изабель. — Он не посмеет напасть на меня на глазах у всех. А может, он и не собирается причинять мне зло?»

Но эта мысль не сняла возникшей напряженности; напротив, заглянув в бездну черных глаз, Изабель не увидела в них теплоты, присущей Джону, а только жестокость, на которую ее Джон был не способен.

— Кто... кто ты такой? — спросила она.

— Друг.

Голос был таким же спокойным и мягким, как у Джона, но в глазах угадывалась насмешка, доказывающая, что внешность и голос — всего лишь маска.

— Нет, — покачала головой Изабель, — ты мне не друг.

— Ты слишком поспешно судишь.