Лезвие страха

Рано утром во дворце объявился сам архиепископ Новерганский Гумбольдт. Священник прибыл верхом, в страшной спешке и пребывал в жутком настроении. Он ругался как эркуланский сапожник, богохульствовал и раздавал пинки прислуге. Селин, до этого не встречавшийся архиепископом лицом к лицу, тем не менее был наслышан о тяжелом характере Гумбольдта, но такое поведение старого священника его немного озадачило. Вскоре причина этого стала известна — на архиепископа напали, и не кто-нибудь, а Истребители Зла, и это означало только одно — раскол в рядах церкви, столько лет тянувшийся тонкой трещинкой в одночасье превратился в бездонную пропасть, которую не перепрыгнуть, и возможно, что и не перелететь. Архиепископа тут же принял сам Император, они беседовали достаточно долго, и за это время Селин постарался как можно подробнее опросить монахов, сопровождавших Гумбольдта на пути из Новергана в Рифлер. Информация, которую ему поведали монахи, не оставляла времени на длительные размышления, и он тут же приступил к действиям. Его люди по всему Вивлену взяли под стражу открытые и тайные убежища инквизиции. Гвардия полковника Краста была поднята по тревоге и окружила императорский дворец, а в город вошел расквартированный рядом арион «Непобедимых». Сам Селин лично посетил неприметное серое здание на краю Мучного Квартала и побеседовал с женщиной по имени Молли, более известной всему Вивлену как Большая Ма или Дочь Мантикоры.

Раскрашенная, как бантуйский лесной шпион, толстуха поведала ему о том, кто заплатил Тихому Дому за защиту архиепископа Новерганского. То, что он услышал, лишь укрепило его самые серьезные подозрения, и по возвращению в замок, он не переставал думать о предстоящем сражении, и какую роль в этой битве можно будет отвести этой странной Виктории, милой женщине, торговке цветами, снабжающей городских красоток омолаживающими кремами, расчленяющей трупы, заказывающей охрану самому архиепископу, и лечащей самую могущественную правительницу Лаоры.

Сзади послышалось хриплое покашливание. Селин повернулся, но вопреки ожиданиям увидел вовсе не Доллу. Перед ним стоял, тяжело опираясь на толстую трость, очень высокий сутулый старик в черном кожаном мундире. Морщинистая кожа его длинного лица отдавала болезненной желтизной, а под неприятными колючими глазками набрякли темные мешки. Старик двинул длинным костистым носом и сипло пробурчал:

— Вас трудно застать на месте, генерал…

Селин почтительно склонил голову и коснулся пальцами переносицы.

— Прошу прощения, граф… Государственные заботы не позволяют мне долго засиживаться в кресле. Вы могли бы отправить мне сообщение курьером, и я бы тут же разыскал вас. Еще раз прошу прощение, за доставленные неудобства.

Граф Саир Патео поморщился, затем аккуратно взял генерала под локоть и указал тростью вдоль коридора.

— Пройдемся, генерал… Наша беседа будет краткой и не займет у вас много времени.

Селин почтительно кивнул. Краем глаза, он заметил, как из дверей покоев королевы вышел Долла, но заметив их, понимающе покачал головой и шагнул в тень массивной колоны. Патео, тем временем, продолжая говорить, все дальше увлекал генерала за собой по коридору.

— Я наконец-то отошел от дел, генерал… И это очень хорошо. Когда-нибудь, и вы познаете это чувство, если доживете, конечно… — Граф негромко засмеялся и продолжил, — Экспедиция в Аведжию подорвала мои физические и душевные силы, возможно, что Императору следовало отправить туда кого-нибудь помоложе и покрепче. Впрочем это уже в прошлом, как и многое другое. Вернемся к настоящему. Как видите, генерал, мне осталось недолго… — Селин открыл было рот, но Патео взмахнул тростью, прерывая все возможные возражения, — И не надо лишних любезностей. Это так, я умираю, и скоро присоединюсь к моим друзьям — к брюзгливому Коррону, о, как мне не хватает сейчас его продолжительных сентенций… К хитрому и мудрому Россенброку. И я надеюсь, что Джайллар смилостивится над нами и позволит хотя бы периодически собираться где-нибудь за бокалом вина… Опять я за свое… — Он остановился, высвободил руку и улыбнулся Селину. Улыбка вышла удивительно доброй. Селин ободряюще улыбнулся в ответ.