Лезвие

— Не думал, что после амнезии люди настолько меняются и начинают лгать.

Я резко к нему обернулась.

— Я знаю, кто ты. Я чувствую, что между нами было что-то нехорошее. Много нехорошего, плохого было. Мы, наверное, ненавидели друг друга. Я точно тебя ненавидела. Иначе я не знаю, как объяснить, почему меня трясет от твоей близости и хочется побыстрее оказаться подальше. Я не считаю, что могу тебе доверять.

По мере того, как я говорила, он бледнел. Или это так падало освещение.

— Ты не ненавидела меня…

Вот не надо. Не сейчас. Я не хочу ничего слышать. Не хочу ответов, мне страшно.

— Да, я сопровождал тебя сюда, как и во многие другие места. Да, я часто был рядом. Да, я ухаживал за псами, пока ты лежала в коме, и мы с тобой… не были врагами.

— Стоп, — я подняла руку вверх. — Молчи. Я не хочу ничего знать, и я не верю тебе.

Я побежала от Макса прочь, очень быстро, так что в ушах звенело. Собаки мчались за мной. Они видимо решили, что я играюсь. В этот момент я споткнулась и упала навзничь на спину, и ту же замерла. Шурша между травой ко мне ползла черная тонкая змея. Послышалось рычание Демона где-то совсем рядом, он кинулся ко мне, и в этот момент раздался выстрел. Змея дернулась и уползла в кусты, а стоящий надо мной Демон смотрел мне в глаза огромными карими глазами и вдруг начал заваливаться на бок.

Он был ранен… всего секунду назад его сердце билось, а сейчас его карие глаза смотрели мне прямо в сердце с любовью и немым укором. Ни он, ни я так и не поняли, что произошло. Тишину прорезал жалобный скулеж, и у меня душа выворачивалась наизнанку.

Я повернула голову и увидела, как Макс опустил пистолет.

— Зачем? — я в ярости, задыхаясь от слез, бросилась к убийце, но он схватил меня за руки, прежде чем я успела его ударить.

— Зачем ты стрелял в него??? Зачем, — закричала я, глядя в его непроницаемые глаза. И вдруг поняла… затем, чтобы причинить мне боль. За то, что я сбежала. За то, что я его не помню. Во мне всколыхнулась ненависть, она растекалась по венам, как яд.

— Он бросился на тебя ни с того ни с сего, — ответил Макс и выпустил мои руки. Я смотрела на него и с ужасом понимала, что он не сожалеет. Ни капли. Он только что застрелил на моих глазах несчастное животное… и ему наплевать.

— Не на меня. На змею. На змеюююю. Господи, что ты за чудовище? — мой голос сорвался на рыдание.

Макс сунул пистолет за пояс.

— Я отвезу тебя домой.

А я упала на колени возле задыхающегося Демона.

— Никуда я сейчас не поеду. А если и поеду, то не с тобой.

— Поедешь, — сказал отрывисто, хлестко, как удар плетью, мне не верилось, что я это слышу. — Я привез тебя. Я и увезу.

Я склонилась к Демону, нежно поглаживая его между ушами, глядя в его человеческие глаза, они разрывали мне душу. Мое сердце останавливалось от жалости, я задыхалась. А Молли скулила рядом в траве, спрятав морду в лапы.

— Не домой. Он живой. Я хочу вытащить пулю и попытаться его спасти. Неси в здание. Как ты мог нажать на курок. Как? Ты…

— Убийца, — закончил он. — Да, я убийца. Я решил, что он бросился на тебя. Что он вгрызется тебе в горло. Это было бы дело секунды.

— Он спасал меня. Спасал.

— Это уже не имеет значения, — ответил Макс и рывком поднял меня с земли, — я отнесу его в здание и поеду в аптеку. Скажи, что надо купить.

— Я не знаю… не знаю. Все, что берут людям. Я найду врача. Наверняка. Мы лечили животных, и у нас есть свой врач.

Когда Максим поднял пса и тот снова застонал от боли, я не выдержала.

— Ты чудовище. Ты просто отвратительное чудовище. Возомнившее себя богом. Тебе плевать на людей, которые с тобой рядом… тебе так же плевать и на животных. Зачем бы ты не приезжал сюда со мной — точно не для того, чтобы помогать. Но я все узнаю.

— Узнай. Сделай милость, потрудись хоть что-то узнать.

Я с ненавистью посмотрела в его красивое лицо. Чтобы там между нами не было в прошлом, я не позволю, чтобы это повторилось.

— Не прикасайся ко мне, Максим. Никогда ко мне не прикасайся. Держись от меня подальше.

ГЛАВА 8. Макс

Каким неуклюжим становится человек, когда он любит по-настоящему. Как быстро слетает с него самоуверенность. И каким одиноким он себе кажется; весь его хваленый опыт вдруг рассеивается, как дым.

Эрих Мария Ремарк