Лгуньи

— Вы, видимо, сильно устали, если решили лечь так рано?

— По телевизору не было ничего интересного, и мы с Жозеттой решили почитать в постели. Должен вам признаться, я действительно немного устал. У нас почти целый день были в гостях наши друзья и соседи Мюграны. Господин Мюгран был ювелиром в Ницце, а сейчас ушел на покой. Мы играли в карты…

Оноре почти с восхищением следил за этим искусным маневром. В общем Гастон с невинным видом сообщает, что у него железное алиби, и свидетели его — люди безусловно почтенные. Чистая работа!

— Консегуд, вы ничего не знаете о трагедии, которая произошла сегодня на перевале Вильфранш?

— Нет, конечно.

— Убит один из моих сотрудников, а также его жена и отец.

— Боже мой! Я поражен и огорчен, господин комиссар!

— Фред Кабрис — ваш друг, если не ошибаюсь?

— Ну, друг — это сильно сказано… Когда-то… когда я еще не был примерным гражданином… да, признаюсь, я знал его.

— И Аскроса, и Пелиссана, и Бандежена, и Бероля?

— Где-то я слышал эти имена… но теперь не могу припомнить точно…

— У вас действительно плохо с памятью, Консегуд. Ведь это все люди из вашей банды.

— Ну… Скажем так: я предпочитаю не вспоминать об этом. И потом, это все в прошлом, это все было так давно…

— Я так не думаю.

— Вот тут вы ошибаетесь, господин комиссар. Но я думаю, вы пригласили меня сюда не затем, чтобы говорить о прошлом?

— Фред Кабрис и его дружки совершили сегодня тройное преступление.

— О! Не может быть!

— Это не просто «может быть», это факт!

Гастон задумался на минутку, потом сказал:

— Видите ли, господин комиссар, в те времена, когда мы были с ним знакомы, Фред Кабрис никогда не совершил бы ничего подобного! Простите меня, господин комиссар, но я не могу в это поверить… впрочем, если он сознался…

— Он еще не сознался.

— Да? Ну в таком случае… А свидетели есть?

— Нет, к сожалению.

— Значит, вы и сами не вполне уверены, что виноват именно Фред?

— В этом я как раз уверен. Он хотел отомстить за свою жену Анаис, которую Пьетрапьяна засадил в тюрьму.

— Господин комиссар, в мое время ни один настоящий мужчина не стал бы убивать полицейского только потому, что его жена попала за решетку.

— Стало быть, нравы изменились.

— Позвольте выразить сожаление… Это тот самый Пьетрапьяна, который жил в «малой Корсике»?

— Да.

— Я знал его… и его красавицу-жену… да и отца — старого Доминика… Неужели все убиты?

— Да.

— Надеюсь, бабушка и дети живы?

И тут Сервион испугался за Базилию и детей. Хитрый Консегуд сразу сообразил, что если убийцы не видели Базилию, это еще не значит, что ее там не было. Он вполне допускает, что она могла спрятаться где-нибудь и видеть все.

— Кастелле, оставьте нас.

Инспектор вышел, и Гастон почувствовал себя очень неуютно. Почему полицейский не хочет свидетелей? Он вдруг вспомнил, как его избивали когда-то в полиции…

— Консегуд, запомните хорошенько то, что я вам сейчас скажу, — с угрозой произнес комиссар.

Гастон почувствовал, что у него вспотели руки.

— Я очень любил Антуана Пьетрапьяна… и его жену… и отца…

— Я верю вам…

— Пьетрапьяна — корсиканцы, как, впрочем, и я. А мы, корсиканцы, всегда «платим долги»!

— Господин комиссар, я…

— Вы не понимаете, зачем я говорю вам это? Все очень просто, Консегуд. Я знаю, что моих земляков убил Кабрис со своей компанией. А вы — их главарь, что бы вы там ни говорили. Следовательно, вы тоже замешаны в этом деле. Я даже не удивлюсь, если узнаю, что организовали все это именно вы.

— Клянусь вам, господин комиссар, я…

— Заткнитесь! Это я вам клянусь, что если мне удастся доказать вашу причастность к этому делу, вы проведете свою старость не в Мон-Бороне!

— Господин комиссар, я протестую…

— Молчать!

Консегуд было заартачился, но годы брали свое, он уже не тот, каким был раньше. А тут еще Сервион не сдержался и врезал ему по физиономии.

— И еще, Консегуд. Если, не приведи господь, что-нибудь случится с Базилией Пьетрапьяна или с детьми, вы мне лично ответите!

— Что вы хотите этим сказать?

— Что я убью вас собственными руками… или подстрою так, что вас убьют.

— Но вы… вы не имеете права!

— Я сам себе присвою это право!

Хозяин «Веселого матроса» был славным малым, и только к двум вещам на свете испытывал омерзение: к работе и к полиции. К работе — потому что считал, что она вредна его здоровью, а к полицейским — потому что они уже не раз сажали его в тюрьму. Всю работу он свалил на свою законную супругу Антуанетту, а вот в борьбе с полицией полагался только на самого себя.

Юбер сидел в винограднике под навесом, куда допускались только ближайшие друзья. Не успел он пропустить стаканчик пастиса, как появилась жена в сопровождении молодого человека, в котором наметанный глаз хозяина «Веселого матроса» сразу признал полицейского.

— Юбер, господин хочет поговорить с тобой.

Юбер лениво указал рукой на стул.

— Садитесь, господин…

— Инспектор полиции Кастелле.

— Выпьете стаканчик пастиса?

— Нет.

— Как хотите.

Антуанетта решила вмешаться:

— Юбер, тебе не кажется…

— Когда мне понадобится твое мнение, я спрошу тебя! — грубо перебил ее муж. — А пока катись отсюда, и побыстрее!