Лгуньи

— Значит, нужно было отложить дело. В нашем ремесле бессмысленное убийство — самая страшная ошибка!

Ты не можешь быть руководителем, Фред!

— Я пообещал Анаис…

Консегуд яростно стукнул кулаком по столу.

— Мне плевать на Анаис, понятно?! И когда она выйдет из кутузки, посоветуй ей не попадаться мне на глаза!

— Она моя жена, — упрямо проворчал Кабрис.

— Ну и что? С каких это пор жены диктуют законы? Из-за нее мы вляпались в историю, которая нам всем может очень дорого стоить.

— Дорого? — выпучив глаза, переспросил Фред.

— Дурак! Ты что, считаешь, что Сервион оставит нас в покое?

— Юбер нас не выдаст.

— Кто знает?

Все настороженно переглянулись.

— Вы… вы думаете, что… Юбер может нас заложить?

— Нет, я думаю, он — настоящий мужчина.

Все с облегчением вздохнули. Консегуд искоса наблюдал за ними. Когда все успокоились, он заметил:

— Может, Сервиону и не нужен Юбер, чтобы сцапать тебя, Фред? И тех кретинов, которые тебе помогали?

— У него нет свидетелей!

Гастон помолчал, потом с деланной наивностью спросил:

— Ты, возможно, не знаешь, что у Доминика Пьетрапьяна была жена, у Антуана — мать, а у Анны — свекровь? И что зовут ее Базилия Пьетрапьяна.

— Знаю, конечно, но, к счастью, ее там не было.

— Почему ты так в этом уверен?

— Мы осмотрели весь дом. Ни старухи, ни детей там не было.

— Дурак!

— Но, патрон…

— А тебе не пришло в голову, что пока взрослые играли в карты, дети с бабушкой пошли погулять?

— Мы их увидели бы.

— Почему?

— Потому что… потому что…

Гастон заметил, что Мариус развязал галстук. Он понял, что толстяк испугался. Эспри так смял в руках сигарету, что она раскрошилась. Барнабе перестал полировать ногти, а Фред затравленно оглядывался, надеясь на поддержку товарищей, но те не смотрели на него. И только Полен был спокоен.

Консегуд помолчал немного, потом сказал:

— Я думаю, что Базилия (кстати, некоторым из вас не помешало бы иметь такую жену) видела вас. Она где-то спряталась и не показывалась, потому что с ней были дети…

— Боже мой! — воскликнул Эспри.

— Если бы она видела нас, легавые Сервиона уже обложили бы всех, — заикаясь пробормотал Фред.

— Это еще ничего не значит.

— Но…

— Где твои мозги, Фред? В нашем ремесле без них нельзя! С этой минуты твое место займет Эспри.

— Это несправедливо…

— Справедливо или несправедливо — решаю я!

Кабрис умолк. Консегуд повернулся к Аскросу.

— Ты понял, почему Сервион не спустил на нас свою свору?

— Он ждет, что мы захотим прикончить старуху.

— Совершенно верно. И нам нельзя попадаться в эту ловушку.

— Позвольте, патрон, возможно есть и другое объяснение, — тихо произнес Полен.

— Я слушаю.

— Может быть, старухи действительно не было на перевале в тот день?

— Может быть. Но есть и третий вариант, малыш: она все видела, но молчит, потому что боится за детей.

— Верно!

— И вот теперь нам нужно точно узнать, была Базилия на перевале или нет, когда Фреду пришло в голову изобразить из себя гангстера. Для этого вам нужно погулять по старому городу, поболтать с людьми и постараться незаметно все выпытать. А когда мы будем знать правду, мы решим, как нам быть. Кто пойдет первым?

Никто не проявил энтузиазма. Наконец, Мариус Бандежен решился:

— Я люблю старый город… Там неплохо кормят… Я даже знаю местечко, где можно найти настоящее «Сен-Жане». Я знаком с хозяином виноградника… как раз у подножия горы Баус.

Базилия в своей квартирке, куда никогда не заглядывало солнце, жила в постоянном напряжении, как наседка, вглядывающаяся в небо, не появится ли коршун. Прислушиваясь к играм детей, она не спускала глаз с улицы. Она ждала. Плакать она будет потом. Думать, как не умереть с голоду с детьми — тоже потом. Когда отомстит. А пока она выжидала. Она была уверена, что убийцы придут, не могут не прийти. Она была не глупее Консегуда и хорошо представляла себе ход мыслей старого бандита. Ему нужно точно знать, может ли Базилия быть свидетелем обвинения. Она рассчитывала на это, чтобы привести свой план в исполнение. И еще она рассчитывала на помощь Святой Девы Марии. Старуха перед битвой накапливала силы.

Мариус вошел в старый город со стороны площади Гаррибальди. Он шел по новой улице, здороваясь с прохожими, раскланиваясь со стариками в полосатых майках, сидевших на порогах кафе. Бандежен вырос в этом квартале и знал почти всех. Многие догадывались, что он пошел по кривой дорожке, но на юге у людей не такие строгие требования, как у северян.

— Привет, Мариус! Гуляешь?

— Надо же иногда отдыхать!

— О, тот день, когда ты устанешь, еще не скоро наступит!

— Почему ты так говоришь, Анжелен? Ты хочешь моей смерти?

Похлопыванием по плечу, грубыми шутками, смехом и солеными словечками эти люди выражают свое расположение, говорят, что рады видеть вас, что светит солнце и стоит жить на свете.