Лгунья

– Я тебя знаю. Ты хочешь быть хорошей девочкой, да только не получается. Вся твоя жизнь не вписывается в стандарты хороших девочек. У тебя не образцовая семья, не «правильная» жизнь. Но что еще больше тебя бесит, так это то, что в концепцию хорошей девочки не вписываешься ты сама. Со способностями к управлению, со склонностью к темной магии, с удовольствием от секса с плеткой. Каково это, столько лет гоняться за Кортни-пай-девочкой, которая ложится спать с заходом солнца и не позволяет к себе прикасаться никому, кроме папы?

– А что насчет тебя? – хмыкнула я, убрав руки от веревок.

– А что я? – Герберт сделал вид, что удивился.

– К какому образу стремишься ты? Хочешь быть влиятельным адвокатом, которому подчиняются все, начиная с местных детективов в расследованиях и заканчивая богатыми наследницами в постели? Хочешь все контролировать?

– Возможно, – не отрывая от меня взгляда, произнес он.

– Сейчас ты не контролируешь ситуацию, – напомнила я.

– Ты так считаешь? – Герберт усмехнулся.

Указательным пальцем я провела по его шее, с удовольствием отметив, как он напрягся. Глаза Герберта потемнели, он ничего не говорил, но следил за мной с непрерывным вниманием.

Я медленно расстегивала пуговички белой рубашки. Одну за другой, изредка намеренно царапая кожу ногтем. Чувствовала участившееся сердцебиение Герберта. Полы рубашки разошлись, обнажив рельефный торс. Я наклонилась, кончики волос коснулись его живота. Губами я едва коснулась шеи, совсем невесомыми поцелуями спустилась ниже, на живот. Язык скользнул вокруг пупка. С ремнем я справилась куда быстрее, чем с веревками.

Герберт рассмеялся.

– Ты на это не решишься.

Наверное, он знал, что делает, потому что пренебрежительное сомнение завело меня еще сильнее, начисто лишило каких-либо сомнений и просто не оставило выбора. Я коснулась губами напряженной плоти и услышала низкий протяжный стон. Дыхание Герберта участилось, он закрыл глаза, откинув голову назад. И я точно знала, будь его руки свободными, он не дал бы мне отстраниться.

Но раз правила сегодня были мои, я дразнила. И хотела… не знаю, может, отомстить за несколько недель равнодушия. Может, доказать ему, что Герберт составил неверный образ. А может, доказать самой себе, что могу вызвать в нем желание не только будучи связанной и беспомощной. Сейчас он был в моих руках, и это ощущение пьянило.

Я расшнуровала корсет платья не до конца, чтобы было видно чуть больше, чем я позволяла себе обычно.

– Необычное ощущение, да? Когда не можешь ни на что повлиять. Когда не владеешь ситуацией.

Я склонилась, чтобы поцеловать его, но только скользнула губами по щеке и снова опустилась, на этот раз намереваясь мучить сильнее. Герберт с шумом выдохнул, я ощущала его нетерпение и желание. Но намеренно не давала развязки. И ощущала какое-то мстительное удовольствие.

– У тебя неплохо получается, – с насмешкой сказал он.

– У меня был неплохой учитель.

– Он был бы доволен.

Я снова отстранилась и с удовольствием заметила тень разочарования, мелькнувшую на лице Герберта. Отступила на несколько шагов, чтобы было чуть больше свободного места, и снова взялась за шнуровку корсета.

Герберт наблюдал молча, но я почти чувствовала, как бушует в нем страсть. И как бесится он от того, что не может пошевелиться.

Платье легко скользнуло на пол, вслед за ним полетела оставшаяся одежда. Я оставила только туфли. И очень надеялась, что внешне выгляжу уверенно, потому что на самом деле приходилось преодолевать сомнения с каждым жестом, каждым словом. Я чувствовала на себе жадный взгляд и боролась с искушением прекратить все и уйти. Но это искушение было не мое. Оно принадлежало той части Кортни, которая действительно хотела остаться хорошей девочкой, быть самостоятельной, с «настоящей» семьей и работой. Но, похоже, ничего более настоящего, чем то, что есть сейчас, в моей жизни никогда и не было. А хорошая девочка Кортни – насквозь лживая иллюзия.

Я подошла к Герберту, поцеловав, дав себе время насладиться свободой и контролем. Грудью прижалась к его обнаженной груди. Удовольствие от соприкосновения тел пронзило насквозь, у меня вырвался короткий стон.

А потом, к собственному удивлению, я услышала смешок и почувствовала на талии руки Герберта. Он с силой надавил, заставив меня опуститься, и вошел, от чего я выгнулась и застонала в голос.

– Запомни, девочка моя, ты командуешь ровно до тех пор, пока это разрешаю я, – сказал он, покрывая поцелуями мою шею.

Мы оба были на пределе. Не существовало ничего вокруг, только ощущения. Я закрыла глаза, полностью отдавшись во власть лавины эмоций. Вздрагивая от каждого движения, я наслаждалась каждым мгновением этой близости.

Герберт вдруг замер, заставил меня слезть и поднялся, разминая руки и ноги. В несколько движений разделся, не отрывая взгляда от моего лица. Его руки скользнули по моим плечам, изучали и ласкали. Неудовлетворенность прерванной близостью причиняла почти боль, но я не стала бы просить. Никогда и ни за что я не стала бы умолять Герберта о чем-то, и он это знал.