Лгунья

Несмотря на «отсутствие условий», Кира благополучно вытянула экзамены. Заработала шесть пятерок. (Дело несколько осложнилось английским. К английскому Кира не подготовилась, но придя на экзамен, она разыграла обморок.) Весна! Напряжение, напряжение… Учительница поставила ей четверку.

Время шло. Оно шло и шло…

— Отец? Куда ты подевал Севу?

— Подевал? Он не вещь, — усмехнувшись, ответил Иван Иванович и отхлебнул супу. — У него экзамены. А второе то, что скоро ему на военную службу… Строитель… Отслужит два месяца — отхватит звание младшего лейтенанта.

Кира пожала плечами. И вдруг шепотом, твердо глядя отцу в глаза:

— Скажи, пожалуйста, он теленок?

— Что?

— Теленок… Безрогий, безрогий — вот что!

— Ты уж скажешь, Кирилл, — растерянно ответил отец. — Ты у нас мастер сказать… До Костырика, детка, ты еще не достигла. Он — талант, трудолюбец… Все вы — хиханьки-хаханьки, а он — кормилец семьи… А какой живописец? Видела его картину?

— И что?

— А то, моя детка, что помнишь, ко мне приходил договариваться художник? «Это чья ж, — говорит, — работа? Ваших детей?.. В высшей степени интересно!» А я: «Мои дети до таких талантов не доросли. Я бы условия создал. Но чего нет — того нет». Вот так-то, Кирилл.

— Пра-авильно, пра-авильчо, — ответила вместо Киры Мария Ивановна. — Ей самое что ни на есть время выходить замуж. Нахваливай. Задуривай девке голову.

— На что это ты намекаешь, мать? — изумился Иван Иванович. — Какое еще задуривание? Наша девушка и так без женихов не останется. Больно надо. Да и какое нахваливание? Просто другой характер… На другом, на серьезном, сосредоточенный человек.

— Мама, ты странная… Он же абсолютно неинтересен. Нет у него темперамента! Ты женщина, неужели не ощущаешь?..

— Чего-о-о? Только мне и заботы, дочка, что вникать в температуры твоих парней.

— Мой?..

Кира хлопнула дверью и вышла из комнаты.

— Вот всегда ты эдак, — сказал с досадой Иван Иванович. — Все же надо мал-мала сознание иметь. Ведь она ж — девица.

— Спи-ка спокойно. Твоя девица кого угодно затюкает. Не бессловесная. Чересчур разбитная и языкатая.

…На том бы, может, дело и кончилось, но Сева достал для Ивана Ивановича сепию (Зиновьев отделывал квартиру композитора Лапина).

И вот однажды вечером бедняга Костырик занес Зиновьевым банку с этим остродефицитным товаром.

Был конец июня. Через три недели Костырик отбывал в лагерь.

Они пили с Зиновьевым чай, Зиновьев, подсмеиваясь, рассказывал, что кабинет Лапина оклеили мешковиной.

— Красиво, — прищурившись и отхлебнув чаю, одобрил Сева.

— Красиво, кто спорит? Но как не учесть клопов?

— Сева, здравствуйте, — выходя на кухню, сказала Кира. — А я про вас спрашивала. Папа, подтверди!

— Да, да… Действительно. Она вроде справлялась. Кира присела к столу.

— Знаете, Сева, мы в воскресенье всем классом ездили за город. Сплотили плот и вниз — по реке… Блеск.

Он продолжал смиренно пить чай, не поднимая на нее глаз.

— А гулять как хочется!.. А погода какая чудесная-расчудесная, — тихо сказала Кира.

Сева молчал.

Она уронила локоть на стол, прижалась щекой к опрокинутой тонкой голой руке… Из щелки глянули на него глаза — искрившиеся и вместе доверчивые, смеющиеся и простодушные.

— А я все знаю. Вы едете в лагерь. (Она вздохнула.) Мне папа сказал.

— Ага. Через три недели.

— А гулять как хочется… Сегодня мы целый день занимались. Скоро опять экзамены. Папка, если я умру, не забудь мне в гроб положить книгу.

— Скажешь тоже, — умилился Иван Иванович.

— Когда будете уходить. Сева, — вставая и потягиваясь, сказала она, — пожалуйста, кликните по дороге: я провожу. Хочется хоть немного подышать воздухом.

— Ага. Обязательно.

Ленивым шагом вышла она из кухни. Это была походка усталого человека. Человека, подкошенного экзаменами.

ЕВГЕНИИ ОНЕГИН

Среди шепотков, молчаний, среди миллионов и миллионов людей (каждому известно, что население Москвы — оно многомиллионное) шагают пары.

Среди пар, соединяющихся и расстающихся; среди пар пожилых супругов; школьников; рабочих; студентов; спортсменов; среди пар и не слыхавших о влюбленности; среди пар, изобретших влюбленность; среди пар, постигших, что значит дружба; среди пар, усвоивших нынче вечером (именно нынче вечером!), что и дружба вечною не бывает, шагают (видите?.. Нет?.. А вы поглядите!) — это они!

— …Я ждала, ждала. Я всю ночь в тот раз проревела. А ты даже не помнишь… Забыл, что мы целовались!

Молчание.

— Ну что ж, ну что ж… Все вы, ребята, одним миром мазаны.

— Между прочим, Кира… откуда у тебя эта отвратительная привычка — не здороваться с человеком?

— Не знаю… Иногда я словно какая-то сумасшедшая. Как будто бы меня нет.

— До того вырождаешься, что забываешь такие слова, как «здравствуй» и «до свидания»?

— Севка, брось!.. Я хотела тебе рассказать, пока не забыла… Помнишь Зойку?

— И далась же тебе эта Зойка!

— И вовсе она не «эта»… Я Зойку люблю и ею горжусь. Погоди, погоди… В общем, когда мы были в седьмом, нам задали Евгения Онегина. И она написала, что это произведение нереалистическое, потому что по настоящей правде активная роль в любви принадлежит самцу.