Лгунья (СИ)

— Щас бы мятой абдарики и жирный кусок мяса… — мечтательно протянул он.

Майяри и поморщилась, и сглотнула одновременно: мясо она ела не так часто, а вот абдарику почти каждый день. Она согласна и просто на кусок мяса. Без всего! Ну, может быть, ещё и на яичко…

У ворот им навстречу попался коренастый бородатый мужик, у которого вместо одной ноги была трёхпалая чешуйчатая лапа.

— О, Майяри! — радостно улыбнулся он. — Давно ты к нам не хаживала, всё с Тошканом где-то маешься. Смотри, сердешная его призадумается… — хихикнув, мужчина игриво погрозил им пальцем.

— Хорош чепуху молоть! — рассердился Тошкан. — Куды собрался?

— Да на Кестов погост за травами! А то Рыжжа мне ужо всю плешь проела, — как доказательство мужчина снял шапку, но волосы под ней оказались возмутительно густы.

— Чаво? — из-за ближайшего дома вышла высокая крепкая баба. Подперев мощными руками бока, она разгневанно уставилась на мужика.

Тот ощутимо стушевался, но падать в грязь лицом перед Тошканом не захотел.

— Да ты у меня ужо всё разумение вытянула! — по-петушиному взвился он. — Одну утешку взял, так взъелась, словно весь погреб вынес!

— Бешка, ты меня не зли, — с угрозой протянула Рыжжа, грозя мужику пальцем. Палец был примечательный, когтистый, покрытый чешуйчатой кожей.

Рыжжа, ведущая собственное хозяйство и помогающая овдовевшему брату, защищала своё добро со стойкостью хозяйственного оборотня-медведя. Майяри порой думала, что где-то в предках у той кто-то и был из этой расы. Бешке, тому самому овдовевшему брату, с нравом сестры приходилось мириться. Тянуть в одиночку хозяйство и пятерых детишек было тяжеловато. Но так-то жили они дружно и перепирались только вот по таким пустяками.

Утешку эту милосердный Бешка дал больному гостью. Месяца три назад принесли в деревню двоих: мужчину и девушку-человечку. Умудрились они с бахвинным паразитом столкнуться, да не с мелочью, как сегодня Майяри, а с тварью высотой с дерево. Примечательная была парочка! Даже Майяри малость встряхнулась, когда увидела их.

Мужчина был нагом, причём каким-то странным. В книгах по расоведению представители этих существ описывались без костяного жала на кончике хвоста и гребня на спине. Да и глаза у него были какие-то уж больно чудные: полностью чёрные, с красной точкой зрачка. А вот его спутница была вполне обычной и, несмотря на ожоги, симпатичной. Необычным в ней было только одно: она этого хвостатого и черноглазого любила. Он же её просто обожал.

Майяри поспешила выбросить их из головы. Воспоминания об этой парочке вызывали в ней боль и зависть, и ей становилось противно от самой себя. Не сумела построить своё счастье и теперь завидует чужому. Мерзко это!

Аппетит пропал, и Майяри захотелось где-нибудь скрыться от своей боли.

— Бешка, подожди меня, — попросила девушка. — Я сейчас другой мешок возьму и с тобой пойду. Я же тоже утешку должна.

Лицо Бешки вытянулось, а вот Рыжжа грозно сложила руки на груди.

— Дурная ты девка, Майяри, — огорошила девушку женщина. — Нечего нам, бабам, на Кестовом погосте делать. А ежели себе занятия не найдёшь, то пошли за младшим моим дитём приглянешь, пока я с хозяйством управляюсь.

— Правду говариваешь, — поддержал её Бешка. — Неча тебе тама делать. Я и на твою долю надёргаю. Пусть эта злая баба своей травой подавится!

— Это я-то злая?! — прищурилась Рыжжа. — Да я раньше тебя злобу свою болотам отдала!

— А у меня больше взяли! — Бешка с гордостью продемонстрировал свою ногу.

— Да ты просто злее был, — фыркнула Рыжжа и поманила Майяри. — А ты топай-ка за мной. А то ишо сбегёшь на погост!

Майяри ничего не оставалось, как последовать за женщиной. С Рыжжи станется позвать соседок на помощь и силой её притащить. Хотя она наверняка и в одиночку справится!

— Злая… — продолжала ворчать Рыжжа.

Ворчала она больше по привычке. Майяри считала, что своим ворчанием Рыжжа своеобразно проявляла заботу. Наверняка и Бешка так считает, но не поддеть сестру не может. Со злобой у местных вообще были особые отношения. Они были уверены, что если есть в тебе это чёрное чувство, то болота рано или поздно «отъедят» его. Это, наверное, был единственный случай, когда они называли свои сады болотами. «Болота накажут…». Майяри поёжилась, сообразив, что уже настолько привыкла к местным верованиям, что уже сама начала опасаться, что болота её накажут, а ведь в самом начале её брезгливая оторопь брала, стоило только вообразить, каким образом проходило это наказание.

Садовники были уверены, что болота не будут держать в себе плохое, и что если ты несёшь зло, то когда-нибудь тебя «очистят»: отъедят часть тела, равную количеству зла. Бешка вон в своё время ногу потерял, а Рыжже в детские году руку обглодали. Майяри зябко поёжилась: воображение уж больно живо разыгралось. Для неё, девушки из более цивилизованного мира, это было дикостью.

Но местные жили и не горевали. Тошкан ей даже рассказывал, что раньше у них обычай существовал молодёжь в определённом возрасте на сутки выгонять на болота. Потом их покалеченных собирали и лечили. Слава богам, о том обычае только память и осталась!