Неправда! Кира отлично знала — письмо от Кати… Знала, кто топтал и чьи это были глаза…
Но ведь глаза-то не настоящие, а стеклянные?..
КАРМЕН И ДОН ХОЗЕ
— Товарищ дежурный, я очень, очень прошу… Передайте, пожалуйста, эту записку Костырику… Костырик. Солдат. Ну, как бы вам объяснить?.. Ну вот такого, примерно, роста.
— Да что я, не знаю, что ли, Костырика?
Широко улыбаясь, смотрел дежурный в растерянное лицо красивой, высокой девочки, стоящей подле забора, разглядывал ее растрепавшиеся от ходьбы волосы, небрежно надетое клетчатое пальто, туго перехваченное по тонкой талии отцовским кожаным ремешком.
— Не сестрой ли, делом, ему доводишься? — спросил он, лучась от тихих надежд и скуки.
— Сестрой, сестрой… Передай записку. Прошу тебя!
— Анто-о-о-нов, добегай в часть. Сестра приехала… Что-то случилось… Передашь записку Костырику.
— Ты?
Взмах ресниц…
Лицо у Киры было такое измученное, что доставило ему тайное наслаждение сознания своей власти над ней.
— Уйди!.. Уходи и не возвращайся. Поняла? Все! — сказал он жестко и коротко… — Из-за тебя… Из-за тво-их номеров… Я… я…
— Ладно… Уйду. Но если ты меня позовешь — не вернусь.
И она зашагала прочь. Он не окликал ее. Она удивленно остановилась. Подумала… И решительным шагом пошла назад.
Сева все еще стоял у забора и усмехался.
— Иди и сейчас же попроси увольнительную.
— Это еще зачем? Нам с тобой не о чем говорить. И… и кроме прочего… Мне все рассказал отец.
— Если ты будешь так разговаривать, я лягу на землю и заору.
— С тебя станется устроить представление в военной части. Кира!.. Если б ты только могла раз в жизни ответить правду… Скажи, зачем я нужен тебе?
— Зачем? Для того, чтоб чистить мои ботинки.
— Замолчи! Ударю.
— Валяй!.. «Зачем, зачем?..» Должно быть, для радости…
— Скольким мальчикам ты это говорила, Кира?
— Сто девятнадцати… С половиной. Учитывая мой возраст, мне не откажешь в известной оперативности.
— Катя видела, что ты гуляла по улице Горького с двумя модернягами. Один — с бородой… Борода была крашеной!
— Если ты мне простишь эту бороду, я ему прикажу, чтобы он побрился.
— Молчи!
— Убейте меня, дон Хозе… Но, между прочим, Кармен родилась и умрет свободной. Я тебе не обещала, что законсервируюсь в холодильнике, не буду дышать и ходить по улице Горького. Скажи-ка лучше, для чего ты меня привозил к своим? Привез, а они, бедняги, не успели навести обо мне справок…
— Чего ты мелешь?.. Эта папина нормировщица обыкновенная старая дура! Она знает тебя с трех лет… и такое о тебе наплела отцу, что…
— И он ее слушал? Ай да Костырики! Ворвалась твоя Катька, помахала перед моим носом какой-то бумагой, разорвала ее, швырнула на лестницу… Я собрала клочки и поняла, какой была нехорошей девочкой! Обижала, видишь ли, куклу! На этой почве Катя мне приказала, чтобы я никогда к вам не приходила. Можно подумать, будто я обивала пороги твоих родителей… Подлость! Пошлость! Черт знает что!
— Костырик, вернитесь, — сказал дежурный.
Он от ярости ничего не слышал.
— Кира, если б ты знала, что о тебе рассказывала эта старая ведьма… Будто ты топтала игрушки, будто если пуговица у тебя не сразу застегивалась, ты ее колошматила утюгом, как грецкий орех!.. А это правда, что до меня ты целовалась с другими мальчиками!
— Да что ты, Сева!.. До тебя я целовала только пол. И косяк двери… Пусть твой папа лучше следит за Катей… А впрочем, нос!.. Как бы ей не остаться в девках… Передай твоему отцу, что лично я его дочерью никогда не буду!
— А это правда, что ты до того унизила какого-то там артиста, что он бух на колени при всем народе?
Кира захохотала. Он сказал:
— Я ухожу, Кира. Мне необходимо идти…
И вдруг, сам не зная, как это случилось, сжал кулак, размахнулся… И ударил ее. Наотмашь. Как мальчика.
— Валяй, — сказала она. — Чего ж ты остановился? Бей, бей!
— Как бы я счастлив был, если бы ты попала под поезд, если б тебе отрезало ногу, руку…
— Не отчаивайся… Если меня нокаутировать, свернуть мне нос, выбить зубы…
— Молчи!
— Избей. Изуродуй. Ну?
Неужели это и есть любовь?! Меня нету больше… Это не я!
(Ай да Стендаль!.. Надежда плюс что?.. Плюс сомнение. И происходит что?.. Так называемая кристаллизация… Рождение того, что в просторечьи зовется… Тьфу ты!.. Да как же оно зовется?..)
Она стояла, чуть наклонив голову, бледная, с кровоподтеком под левым глазом.
— Кира… Прости!
— О чем ты?.. За что… прощать?
Не понимая, что с ним случилось, он на глазах у дежурного гладил ее растрепавшиеся от ветра волосы, щеки, пальто, целовал ее руки…
Никогда еще не были они так близки друг другу.
Проехала легковая. В машине сидел полковник. Он приметил спину какой-то девушки, увидал взлетевшую руку Севы.
— …Костырик!.. Тебя хватились, — подбегая, крикнул запыхавшийся солдат. — Экой же ты неладный!.. Товарищ девушка, эй, товарищ сестра, отпустите его… Костырик, скорей, к полковнику.