Лягушка Басё

Сначала я вообще хотел допросить, а потом и арестовать Касю один, но потом вспомнил, как яростно она полощет белье, подумал – вдруг она снова впадет в состояние аффекта и решил, что с помощником будет лучше.

Мы вышли через черный ход во двор. Увидели дверь в полуподвал. Оттуда доносились детские крики.

И я заколебался. Как это я буду арестовывать мать четверых детей?

- Знаете что, - говорю, - а пускай дальше разбирается полиция. Дело раскрыто, семейство Горалик останется довольно, я получу свои деньги, вы получите хорошую комнату переночевать, и всем будет приятно.

Но тут из дворницкой выходит Кася Шульман с засученными по локоть рукавами. Поглядела на Фандорина, на меня, потом на цепочку, которую я держал в руке…

- Чтоб мне провалиться! – орет густым голосом. - Это ж моя цепочка! Вот спасибо, реб Арон! Вы ведь Арон Бразинский, к которому люди ходят за хорошим советом? Дайте мне хороший совет, куда мне деться от моей окаянной жизни?

Хотела взять у меня  цепочку, но это она раньше была просто цепочка, а теперь стала уликой. Я спрятал руку за спину.

 - Вы что, хотите получить с бедной женщины награду? – с укоризной сказала Кася. - Бросьте. Денег я вам не дам, потому что я бедная, а если вы надеетесь на то, что я женщина, то этого я вам тоже не дам. Я люблю статных мужчин, а вы, извиняюсь, на гриб похожи.

Я ей:

- На твоем месте, Кася, я бы людей грибами не обзывал. Грибы тоже разные бывают. Есть боровик, а есть, например, ядовитая поганка.

Она устыдилась.

- Да ладно вам, я же не в обиду сказала. Отдайте цепочку, я вам в благодарность постираю ваш с позволения сказать пиджак, а то он у вас совсем задрипался.

- Давно вы потеряли цепочку? – спрашивает мой Ватсон. Не утерпел-таки, влез.

- Вчера утром еще была, а после ужина хватилась – нету.

Я плечом слегка отодвинул своего помощника.

- После ужина, говоришь? А может, только сегодня?

Брови грозно насупил, глазами в нее впился – не заморгает ли? Люди, когда врут, часто моргают. Но Кася Шульман не заморгала – наоборот вытаращила на меня свои коровьи глазища.

- Я цепочку перед сном снимаю, а то будешь ворочаться, и порвется. Не было ее. Я и под кроватью смотрела, и всюду. Поплакала. Думала, пропала моя краса. Мне ее один хороший человек подарил, пожарный, папаша моей младшей дочки.

- Ты вчера вечером уборку в магазине делала? – беру я быка за рога.

- Не, в пятницу вечером Либер убираться не разрешает. Грех, говорит.

Я со значением посмотрел на Фандорина. Ага! Вот я ее и поймал на вранье.

- А где вы вчера работали? – спрашивает он.

- У них же, у Гораликов. На женской половине. У мадам шторы снимала постирать, у дочки ихней, хромоножки, чернила с паркета оттирала. Пробыла там до самого вечера, пока шаббат не начался. Потом пошла еще к соседу Иван Петровичу белье постирать. Они русские, субботу не справляют, - сообщила Кася, словно это была большая новость.

Думаю: врет, наглая баба, и даже не покраснеет! У меня к ней всякая жалость пропала, еще когда она меня грибом назвала, а тут я совсем рассердился.

- Хватит мне тут врать, Кармель Шульман!

Когда производят арест нужно называть преступника полным именем. Не скажет же полиция, например, знаменитому террористу Григорию Гершуни, когда его уже поймает: «Гриша, сдавайся!».

- Кармель Шульман, - говорю, - нам известно, что ты ночью была в лавке! Твою цепочку мы нашли в руке у мертвого Либера Горалика!

Она разинула свой губастый рот.

- Азохен вей! Либер помер?! Что с ним стрялось? Еще вчера такой здоровый был - рожа лопалась.

- Либер Горалик не «помер», его померли. Уж тебе ли не знать, - отвечал я язвительно. - Ты сделала это, когда он стал тебя лапать. Я тебе дам совет, а я, как ты знаешь, даю хорошие советы. И совет мой будет бесплатный, потому что мне тебя жалко. Ты переставай врать и начинай плакать. Прямо плачь, плачь и не останавливайся до самого суда, а на суде плачь еще громче. Может, присяжные тебя пожалеют, поскольку ты защищала свою женскую честь, уж сколько ее там ни осталось после четверых байстрючат.

Про байстрючат я, конечно, невежливо сказал, но это потому что от души, по-отцовски. А Кася  нет чтоб поблагодарить – как размахнется, как влепит мне плюху!

Я такой плюхи не получал и от мужчин.

Открываю глаза – а я уже на полу, и надо мной трясет кулаками Кася.

 - Ах ты,  - орет, - пес облезлый! Советчик вшивый! В чем меня винить вздумал! Сейчас я за метлой сбегаю и так тебя отделаю - навсегда запомнишь Касю Шульман! И тебе, гладкомордый, тоже достанется!

Это она сказала Фандорину и побежала в дворницкую, а мы не стали ждать, когда она вернется с метлой, и поскорей убрались обратно в дом, еще и засов заперли.

- Видите, я добыл недостающее доказательство, - сказал я, немного отдышавшись. -  Этакой бабе и аффекта не нужно, чтобы пришпилить человека к полу! Бежим в полицию, пока она дверь не выломала!

Фандорин со мной согласился, но только наполовину.

- Да, это женщина исключительных физических качеств.  Но Либера она не убивала.

- Здрасьте! – изумился я. - А цепочка в руке у покойника - это вам воробей чихнул?