Лягушка-принцесса

Имея неоднократную возможность убедиться в его преданности, Дакэста Тарквина Домнита стала откровенно рассказывать врачевателю не только о своём самочувствии, но и о терзавших душу переживаниях, не скрывая ничего, кроме сугубо политических тайн, в большей степени касавшихся родственников, чем её саму. Впрочем многое повидавший Акций и сам не слишком-то стремился узнавать чужие секреты, прекрасно понимая всю опасность подобной осведомлённости, предпочитая оставаться просто лекарем и возлюбленным.

Поскольку двор фактически брошенной мужем императрицы не отличался ни пышностью, ни многолюдством, нравы здесь царили гораздо более свободные и раскованные, чем в Палатине — официальной резиденции Константа Тарквина Лаврия, ещё при жизни удостоившегося от своих подданных прозвища: "Великий".

Если охранители здоровья государя появлялись перед ним только и исключительно по требованию своего изрядно постаревшего пациента, предпочитая лишний раз не попадаться ему на глаза, то Акций очень часто составлял компанию скучающей императрицы.

Вот и сейчас, не получив каких-либо особых указаний, лекарь явился к завтраку Докэсты Тарквины Домниты не только за тем, чтобы узнать о самочувствии, но и разделить с ней трапезу.

На Великую равнину пришло лето. Потеплело настолько, что пищу стало гораздо приятнее принимать в угловой летней столовой, где вместо двух стен стояли каменные колонны, и открывался прекрасный вид на цветущий сад, расположенный между двумя корпусами дворца.

Как правило, кроме самой государыни и врачевателя, за столом присутствовали кто-то из придворных дам и младший сын императрицы. Всё ещё оставаясь завидным холостяком, Вилит Тарквин Нир проживал с матерью, деля с ней бремя опалы, но, кажется, не испытывая от этого никаких неудобств.

Как и большинство его сверстников из знатных радланских родов, принц любил шумные дружеские пирушки, шатался по публичным домам, посещал призовые игры и гонки колесниц, впрочем, всегда находя в себе силы вовремя остановиться и не проигрывать слишком много.

Подобного рода разгульную жизнь он вёл только в столице, где в последнее время бывать ему приходилось не так уж и часто. Государь то и дело отсылал супругу куда-нибудь подальше от Радла: то в Пинер купаться в море и любоваться его просторами, то поправлять здоровье в Галайскую долину, то на юг к родственникам. И Вилит, как любящий сын, не обременённый собственной семьёй, отправлялся с матушкой, по мере сил скрашивая её одиночество.

Не увидев его за столом, Акций поначалу решил, что принц просто отсыпается после каких-нибудь ночных похождений, поскольку тот с друзьями ещё вчера утром, взяв лошадей, покинул Цветочный дворец, отправившись на поиски приключений.

Однако вспомнив некоторые недавние события, лекарь почувствовал лёгкое волнение. Не решившись беспокоить о чём-то задумавшуюся императрицу, лениво ковырявшуюся ложкой в тарелке с разваренным горохом, врачеватель, подавшись вперёд, шёпотом спросил у возлежавшей поодаль придворной дамы:

— А где его высочество, госпожа Квантия?

— Как, вы разве не знаете? — так же тихо удивилась женщина, вздёрнув аккуратно подведённые брови и глядя на него с торжествующим превосходством более информированного царедворца. — Принц ещё вчера предупредил государыню, что заночует на вилле господина Нерна. Это дядя Налия Герона, богатый хлеботорговец. У него ещё жена из рода кардакийских Кассов, такая толстая и с бородавкой над левым глазом.

— Слышал о таком, — понимающе кивнул Акций, и решив сделать приятное собеседнице, добавил с плохо скрытым сожалением. — А мне её величество ничего не сказала.

Поклонившись, рабыня подала ему миску гороха, щедро сдобренного мёдом.

Подул лёгкий ветерок, развевая полупрозрачные занавеси и наполняя прохладой столовую. Однако, от шелеста листьев стоявшая в комнате тишина с каждой минутой становилась всё более тягостной и почти зловещей. Видимо, почувствовав это и пытаясь как-то разрядить обстановку, Квантия вдруг стала пересказывать застарелые столичные сплетни.

Какое-то время императрица, казалось, слушала их с интересом, но едва речь зашла о том, как супруга богатого ростовщика почти открыто изменяет мужу с сотником всадников Первого Молниеносного легиона, вдруг резко отодвинула тарелку с почти нетронутым горохом.

— Что-то у меня голова разболелась, и совсем нет аппетита.

— Позвольте проверить ваш пульс, государыня! — встрепенулся лекарь.

— Сначала позавтракайте, — вяло отмахнулась собеседница. — Моя голова никуда не денется.

Слабым движением руки она подозвала застывшую у колонны рабыню, подставив серебряный кубок под алую струю разбавленного вина.

Не решаясь игнорировать прямое приказание царственной пациентки, но понимая, что заставлять её ждать тоже не стоит, врачеватель торопливо опустошил свою миску. Следивший за ним невольник тут же подал тазик с плавающими в воде лепестками цветов и белое полотенце.

Исора Квантия Бела тоже перестала есть, с тревогой наблюдая за лекарем, который замер статуей, положив пальцы на левое запястье императрицы.