Лягушка-принцесса

"Что скажешь!? — едва не ляпнула Ника, обругав себя за излишнюю осторожность. — Вот батман, теперь до утра ждать придётся".

Когда через несколько часов хозяин публичного дома убирал свой тюфячок под одеяло, гостья проснулась и проговорила, потягиваясь:

— Доброе утро, господин Птаний.

— Доброе утро, — попытался улыбнуться помятой физиономией собеседник, тут же посуровев. — У меня дурные новости.

— Что случилось? — мгновенно насторожилась девушка.

— Полагаю, вам лучше пока не беспокоить господина Септиса.

— Почему? — вскинула брови беглая преступница.

— Сейчас он очень занят, — замялся отпущенник. — И в ближайшие девять дней не будет никого принимать и, вообще, вряд ли выйдет из дома.

— От чего же? — ещё больше удивилась Ника, но тут же в памяти всплыли рассказы Наставника об обычаях радлан, и она поспешила проверить свою догадку. — Кто-то умер?

— Матушка господина Септиса скончалась, — с сочувствием глядя на неё, ответил владелец заведения.

— Бабуля, — еле слышно прошептала гостья, вспомнив изрезанное морщинами лицо Торины Септисы Ульды со всегдашней яркой помадой на сухих губах.

Неожиданно для самой себя девушка внезапно почувствовала острый приступ жалости к этой доброй женщине, а глаза отчаянно защипало от слёз. Вспомнились последние слова, которые сказала старушка, провожая внучку на Ипподром: "Кажется, мы с тобой больше не увидимся".

"Она знала, вернее, предчувствовала", — подумала беглая преступница, нервно закусив губу.

— Мне жаль, — негромко сказал произнёс хозяин дома.

— Госпожа Септиса прожила долгую жизнь, — беря себя в руки, проговорила Ника. — Надеюсь, небожители будут благосклонны к ней и после смерти. Вы правы, господин Птаний, не стоит пока тревожить дядюшку.

"Может, попробовать связаться с сенатором? — мелькнуло в голове, но вспомнив, сколько поручений она уже надавала гостеприимному хозяину, девушка заколебалась. — Нет уж, не стоит наглеть. Если Декар принёс им серьги, они и без моего письма должны ему поверить".

— Тогда я пойду приведу Нвалия, — вздохнул собеседник. — Пусть приберётся.

— Конечно, господин Птаний, — кивнула беглая преступница, вновь закутываясь в одеяло.

Пока раб выносил ночную посуду и елозил тряпкой по и без того чистому полу, она думала, что из всех своих свежеобретённых родственников именно Торина Септиса Ульда вызывала у неё наибольшую симпатию. Наверное, потому, что и сама старушка относилась к вернувшейся из дальних краёв внучке с искренней теплотой и участием.

Как же, наверное, она страдала, узнав о самозванстве Ники? Уже, казалось, иссякшие слёзы вновь потекли по мокрым щекам.

Но если сам регистор Трениума не верит в подлинность письма канакернских консулов, значит, и его близкие считают, что девушку оклеветали. Вряд ли такой заботливый сын, как Итур Септис Даум, смог бы спокойно наблюдать за душевными муками матери, и наверняка рассказал ей, что все обвинения, выдвинутые против её внучки, несправедливы.

От этой мысли стразу стало легче, хотя скорбь и не утихала. После Риаты она теряет второго по-настоящему дорогого ей человека, и очень жаль, что им больше никогда не встретиться в этом мире. Но всё же осознание того, что старушка верила и знала о её невиновности, слегка согрело озябшую душу попаданки.

Следующие три дня прошли без каких-либо особых происшествий. Вот только Нике показалось, что от окружающего её комфорта и обильного питания она явно начала полнеть.

Пришлось срочно увеличить время и интенсивность физических занятий, а так же настойчиво просить хлебосольного хозяина существенно сократить её рацион. Лав Птаний Сар бурно протестовал, заявляя, что не может позволить дорогой гостье голодать.

Однако девушка всё же сумела его убедить и теперь с обстоятельной неторопливостью вкушала кашу из маленькой, расписной мисочки.

Поднося последнюю ложку ко рту, она вздрогнула от громового удара в ворота, а раздавшийся спустя секунду крик заставил беглую преступницу вскочить на ноги, едва не опрокинув поднос.

— Именем Сената откройте! — гремел зычный голос сильного, уверенного в себе мужчины.

На миг растерявшись и позабыв обо всём, Ника метнулась к двери, но, не добежав, бросилась к кровати, где под подушкой лежал её нож.

"Нашли всё-таки!" — скрипнула она зубами, и перед глазами с пугающей чёткостью предстал умиравший во дворе этригийской тюрьмы разбойник. Девушке стало жутко от одной мысли, что и её внутренности так же будет раздирать грубо отёсанный кол.

Знакомое ощущение зажатого в руке оружия помогло справиться с паникой, и, как всегда в минуты смертельной опасности, переполнявший душу страх сменился отчаянной, бесшабашной отвагой.

"Ну уж вот вам батман! — оскалилась беглая преступница. — Живой не возьмёте! Прощай, Вилит! Видно, не суждено мне стать принцессой. Так и умру самозванкой".

Снаружи донеслось торопливое причитание привратника.

— Сейчас, сейчас, господин! Уже бегу!

Подскочив к окну, Ника увидела Жаку, неторопливо шагавшего к содрогавшимся от ударов воротам.

Тренькнул дверной замок. Ворвавшийся в спальню потный, раскрасневшийся отпущенник выпалил:

— Сюда!

И бросился в ванную комнату.