Лягушка-принцесса

Пласда Септиса Денса уже неоднократно мысленно ставила себе в заслугу то, что сразу же насторожилась, едва муж рассказал о внезапно объявившейся племяннице. Уж очень та история походила на глупую детскую сказку.

Однако поддержка влиятельного сенатора Касса Юлиса Митрора и перспектива породниться с одним из богатейших людей столицы в какой-то степени примирила супругу регистора Трениума с появлением в их доме непонятной девицы.

А когда выяснилось, что им даже не придётся тратиться на приданое, женщина в душе уже была готова признать её роднёй, тем более, что та вела себя вежливо, не давая сколько-нибудь серьёзных поводов для недовольства.

Задумавшись, Пласда Септиса Денса запнулась за ступеньку лестницы, поднимавшейся к занавесу, отделявшему парадную часть дома от семейной, и едва не упала, вовремя подхваченная под локоть заботливой Ушухой.

Выпрямившись, погружённая в свои мысли, хозяйка дома досадливо отмахнулась от невольницы, с досадой вспомнив, что неожиданное предложение принца Вилита и разговоры о предстоящем браке племянницы с сыном императора воспринимались тогда, как не бывало щедрый подарок небожителей.

Супруге регистора Трениума уже грезилась придворная должность мужа, блестящие карьеры сыновей и жених из богатой и знатной семьи для дочери.

Насколько радужными казались надежды, настолько же болезненным стало их крушение.

Ну кто мог подумать, что эта подлая меретта присвоит имя никогда не существовавшей внучки всеми уважаемого сенатора Госпула Юлиса Лура, павшего жертвой клеветы?

Всякий раз вспоминая тот шок, что она пережила при известии о бесчестном поступке Ники, госпожа Пласда Септиса Дентса с трудом сдерживала злые, горькие слёзы обиды и разочарования.

Теперь, если супруг действительно хочет, чтобы люди как можно скорее забыли о досадном происшествии с самозванкой, их семье, вероятно, придётся на какое-то время покинуть Радл, перебравшись в загородное имение.

Однако, если по прошествии нескольких лет мужу не удастся вновь выиграть выборы, они так и застрянут в поместье на всю жизнь, оставшись мелкими, ничего незначащими землевладельцами.

Но это ещё полбеды. Гораздо хуже то, что Гэае уже не придётся рассчитывать на счастливый брак, ибо ни одна уважаемая семья не захочет принять дочь такого неудачника.

"Хвала богам, что Анк не видит этого позора, — внезапно подумала женщина, машинально направляясь к стоявшей в тени скамейке. — Хотя сейчас в Либрии столько радлан, что он скоро узнает о роковой ошибке своего отца. Бедный мальчик! Как же он расстроится, когда ему передадут те дикие слухи, что гуляют сейчас по столице. А что скажут приятели? Они же изведут Анка своими насмешками. Дети бывают так жестоки".

Замерев у поддерживающей крышу колонны и глядя невидящими глазами в украшенную росписями стену, супруга регистора Трениума с предельной ясностью поняла, что просто обязана сообщить сыну об обрушившихся на их семью несчастьях.

Пусть мальчик устроит по бабушке поминальную трапезу, принесёт богам искупительные жертвы и будет готов услышать от окружающих самые немыслимые высказывания о своём отце.

"Кто предупреждён — тот не безоружен", — кстати вспомнила Пласда Септиса Денса старинную радланскую поговорку.

Решено! Она сейчас же напишет сыну письмо, а когда муж вернётся, уговорит его послать кого-нибудь из коскидов в порт. Возможно, кто-то из мореходов согласится захватить послание для Анка Септиса? Если же таковых не окажется, она приложит все усилия, чтобы убедить супруга отправить в Либрию доверенного человека.

И тут женщина подумала, что, кажется, их сыну пришло время вернуться. Они уже не могут себе позволить тратить такие большие деньги на его обучение.

— Трита, принеси чернила и папирус! — приказала хозяйка дома одной из сопровождавших её невольниц.

— Слушаюсь, госпожа, — поклонившись, та поспешила на деловую половину дома, где на рабочем столе главы семейства красовалась серебряная чернильница, а в стаканчике торчали очищенные гусиные перья.

— Ушуха! — продолжила отдавать распоряжения Пласда Септиса Денса. — Отодвиньте столик от кустов. Там сегодня столько ос и пчёл, что совершенно невозможно сосредоточиться.

Привлечённая громким голосом матери, из своей комнаты вышла заплаканная Гэая.

— Отец ушёл? — спросила она дрогнувшим голосом.

— Да, дочка, — мать подошла к девочке, и обняв, прижала её к своей груди.

— Но, как же бабушка? — губы Гэаи задрожали. Казалось, она вот-вот разрыдается или забьётся в истерике.

— Она очень любила нас всех, поэтому обязательно поймёт, что её сын, твой отец, просто не мог не пойти на одну очень важную встречу, — ласково гладя её по волосам, успокаивающе проговорила женщина. — А мы с тобой скоро обязательно сходим на могилу к бабушке, принесём жертвы богам и попросим у неё прощения.

Заметив вернувшуюся с письменными принадлежностями рабыню, хозяйка дома легонько отстранила дочь, преувеличенно строго сведя брови к переносице.

— Ты уже выучила тот отрывок из "Песен о Дерианской войне", что наставник велел тебе ещё до смерти бабушки?