Лягушка-принцесса

— Передай привратнику, что это очень срочно и важно, — напутствовал хозяин понимающе кивавшего Дулома. — И если господин Юлис прочтёт это письмо слишком поздно, у его рабов будут очень большие неприятности.

— Понял, господин, — поклонился невольник.

Дабы у посланцев не возникло неприятностей с городской стажей, регистор Трениума выдал им разрешительное письмо для ходьбы по ночам, а против грабителей посоветовал захватить с собой крепкие дубинки.

Когда Ушуха расчёсывала ей волосы перед сном, Пласда Септиса Денса не смогла удержаться от вопроса:

— Неужели Ника и в самом деле наша племянница?

— Откуда мне знать? — уже лежавший в постели супруг неопределённо пожал плечами. — Этот Канир Наш говорит, что так оно и есть. Только неизвестно ещё, поверят ли ему сенаторы? Думаю, скорее всего, они могут послать кого-то из преторов в Канакерн, чтобы окончательно прояснить ситуацию. Только, вполне возможно, что до его возвращения Ника так и будет считаться самозванкой.

— То есть, если её поймают, то всё равно казнят? — с раздражением отмахнувшись от отпрянувшей рабыни, спросила женщина, глядя на собеседника расширенными от удивления глазами. — Что бы этот купец не сказал?

— О боги! — вскричал Итур Септис Даум, демонстративно поворачиваясь к ней спиной. — Да не знаю я!

Видя, что благоверный явно не расположен к разговору, Пласда Септиса Денса скорчила ему недовольную гримасу и вновь уставилась на своё отражение в зеркале.

Непривычно рано проснувшись и торопливо принеся жертву домашним богам, регистор Трениума первым делом призвал к себе посланных вчера к сенатору рабов.

Дулом сообщил, что письмо передано привратнику с соответствующим предупреждением. Тот клятвенно пообещал, что сейчас же сообщит секретарю господина о срочном послании, а там уж что господин Прус Ротан Глеб решит, за которого он, раб, не отвечает.

— Хорошо, хоть так, — знаком отпуская невольников, проворчал хозяин дома и направился в ванную.

Несмотря на всю срочность, он не мог выйти в город не омывшись после сна, ибо подобное считалось среди радлан чрезвычайно дурным тоном.

Выслушав привычные приветствия коскидов, Итур Септис Даум пригласил их разделить с ним скромный завтрак. В столовой он внимательно выслушал последние новости, с удовлетворением отметив про себя, что о появлении в Радле человека, способного поставить под сомнение обвинение Ники Юлисы Террины в самозванстве, пока никто не говорит.

Напомнив приближённым о постигшем его семью несчастье, регистор Трениума выдал им по серебряной монете и отпустил всех, кроме Анка Минуца Декума.

Прикрыв на всякий случай дорогую тунику скромным серым плащом, именно с ним Итур Септис Даум отправился в дом сенатора Касса Юлиса Митрора.

Поначалу тамошний привратник принял их за новых коскидов хозяина и даже осмелился поворчать, сетуя на их опоздание.

— Все уже давно собрались, господа. Господин сенатор вот-вот выйдет, а вы не торопитесь.

Проглотив обиду, регистор Трениума сухо назвал своё имя, напомнив, что именно его люди сегодня ночью принесли срочное послание для господина сенатора.

Ни мало не смутившийся невольник, отвесив низкий поклон, извинился, уведомив гостей в том, что хозяин приказал проводить господина Итура Септиса Даума к нему сразу, как тот подойдёт.

Оставив своего спутника дожидаться на улице у ворот, изрядно приободрившийся регистор Трениума вошёл на территорию городской усадьбы Касса Юлиса Митрора.

Следуя за рабом, он поднялся по мраморной лестнице к спрятавшейся в тени колоннады двери, миновал богато украшенную прихожую и оказался в переднем внутреннем дворике, где в ожидании выхода покровителя уже толпились сенаторские коскиды.

Прилично одетые мужчины разного возраста чинно прогуливались по мозаичным полам, негромко беседовали у квадратного бассейна с выложенным голубой галькой дном или с задумчивым видом стояли возле поддерживавших черепичную крышу колонн.

Появление нового гостя сейчас же вызвало всеобщее внимание.

Его узнали, несмотря на более чем скромный плащ, и над на миг притихшей толпой зашелестел недоумевающий шепоток.

— Кто это? Как Итур Септис? Тот, что самозванку посчитал своей племянницей? Какой позор не отличить мошенницу от аристократки! И у него ещё хватает наглости являться в приличный дом?!

Подчёркнуто игнорируя злобное шипение сенаторских прихлебателей, регистор Трениума гордо проследовал мимо длинного узкого стола, заставленного ярко начищенной серебряной посудой.

Молоденький коскид, с наигранным восхищением любовавшийся выставленными на всеобщее обозрение символами богатства своего покровителя, торопливо отступил в сторону, освобождая дорогу важному гостю.

Отодвинув край плотного занавеса, отделявшего семейную половину дома от деловой, провожатый сказал, делая приглашающий жест:

— Проходите, господин. Мой господин принимает ванну, но желает видеть вас немедленно.

За спиной Итура Септиса Даума кто-то насмешливо фыркнул.

"Негодяй собирается разговаривать со мной голым! — обида болезненно кольнула сердце регистора Трениума. — Словно я его раб или коскид".