Лягушка в молоке

Том постепенно вырвался в лидеры первого курса, с ним хотели дружить, им восхищались, ему подражали. На него засматривались девочки с других факультетов, Том вел себя отстраненно и вежливо. Однажды возник вопрос о нашем с ним знакомстве, Реддл небрежно выдал, что мы живем по-соседству. И ведь ни словом не соврал, мы реально жили поблизости, ну да, он на втором этаже приюта, а я — на третьем.

Тем временем, первый курс подошел к своему завершению, мы сдали экзамены и вернулись в приют. На маггловской части вокзала нас встретил хмурый сторож и сопроводил в детдом. Счастье, что Рекса удалось оставить в замке, иначе у меня были бы проблемы. Стояло дождливое лето тридцать девятого года.

Глава 4

Возвращаться в приют было очень тяжело. Казалось, что из солнечного, теплого моря ныряешь с головой в помойную яму. Я старалась держаться и не ныть, а вот Том прямо с лица сошел. Он с яркой ненавистью осматривал свою комнату и принюхивался к «ароматам» с кухни. Пришлось мягко посоветовать ему держать лицо, чтобы не провоцировать конфликты. Наше дело отсидеть в приюте два месяца и вернуться домой, в Хогвартс. Реддл стал взахлеб делиться со мной впечатлениями о прекрасном замке, о пламенеющем закате, о величественных статуях и живых картинах. Я говорила с ним, сидела рядом, пока он не уснул. Потом я тихо выскользнула из его комнаты и пошла мечтать о возвращении в школу. Засыпала я в слезах.

Утром на завтраке я наблюдала каменное лицо Тома, он с великолепным безразличием давился подгоревшей кашей. На меня мальчик даже не взглянул. К счастью, в приюте Том пробыл всего один день и уехал в гости к кому-то из однокурсников на три недели. Я успела снять с него мерки и получила разрешение пользоваться его комнатой. Миссис Коул очнулась от магии Дамблдора и завалила меня заданиями. В приюте Вула как всегда царил пессимизм и серость. Прошел год, а ничегошеньки не изменилось. Я целыми днями мыла, пришивала пуговицы и чистила грязные кастрюли. Складывалось впечатление, что их для меня копили. Через пару недель стало полегче, директриса сменила гнев на милость и перестала меня замечать. Теперь я быстро выполняла дневную норму по пуговицам и принималась чинить и перешивать мантии. Из двух мантий Тома сшила одну, подходящую ему по длине. Выпустила запас ткани на его брюках и тщательно отпарила утюгом. Он же еще ребенок, позаботиться о нем некому. Тем более что мы с ним договорились, что называется, в лучших традициях родного факультета. Он клятвенно пообещал найти в библиотеке приятеля книгу по некромантии. Я уже поняла, что мой дар темный и запрещенный, то есть в школьной библиотеке мне литературы не найти. Никто не знал, что я слышу барабаны, только Том. Кстати, он внял моим предупреждениям и даром змееуста тоже не хвалился. Маги называли этот дар «парселтанг», он был довольно редким.

В общем, приготовила мантии Тома, получше — для носки, похуже — для продажи. Дошла очередь до моей одежды, шила и подшивала часы напролет. Однажды засиделась допоздна и пропустила отбой. Меня наказали розгами, а я нашла возможность проверить на себе действие заживляющей магической мази. Я честно выпросила флакончик у госпожи Хэлси и очень его берегла. Шея болела отчаянно, но я нанесла мазь тонким слоем и уснула. Утром пришлось прятать шею под распущенными волосами, потому что краснота и припухлость исчезли по волшебству. В предыдущий раз я мучилась от болей почти неделю, а тут — несколько часов! Обожаю магию, как здорово, что я оказалась ведьмой, блеск!

Как бы я ни хорохорилась, атмосфера безысходности давила. Я запретила себе отсчитывать дни до отъезда, но иногда срывалась и тихо ревела в туалете.

Снова попала в церковь, мы ходили туда каждое воскресение. Если мне казалось, что все осталось по-прежнему, то мое заблуждение развеяла атмосфера на службе. Во-первых, толпа в церкви, яблоку некуда было упасть. Во-вторых, напряжение витало в воздухе. Близость войны ощущалась физически. Люди болтали о политике, хвалили премьер-министра и ругали Советы. Странно, но Советский Союз тут ненавидели больше, чем фашистов. Польшу поддерживали далеко не все, многие считали, что отношения Германии и Великобритании не должны ухудшаться из-за «польского коридора». Таймс захлебывалась прогитлеровской пропагандой, аж тошнило. Немецкие генералы и английские политики шныряли через границы и устраивали приемы в честь друг друга, царила идиллия.

В Лондоне началось новое «умиротворение»: германский представитель Вольтат встретился с деятелями английского правительства. Вольтат потребовал официально признать захват Чехословакии и передать ее ценности на сумму шестнадцать миллионов фунтов Германии. Рейхсбанку уже передано шесть миллионов фунтов.

Я слушала и удивлялась, но в один далеко не прекрасный день поняла, что происходит. Они до чертиков боялись войны и заискивали перед Гитлером, чтобы он двинул на СССР. Поскольку на его пути была Польша, на захват этой страны смотрели с сожалением, как на необходимую жертву.