Лягушки

Во дворе дома в Богословском переулке Ковригин углядел свою "семёрку". Привратница Роза машину не видела и тем более не знала, откуда она здесь очутилась. Может, и с почтой доставили.

— Синяя, что ли? — спросила она. — Нет, не видела. Не знаю. Я за двор не в ответе.

Дома Ковригина, едва успевшего повесить куртку в прихожей, призвал к разговору телефон в столовой. Звонил архитектор Алексей Прохоров, отец двух мальчишек Антонины. А о нём Ковригин в последние дни думал редко.

— Александр, — сухо сказал Прохоров, — это я, Алексей, бывший муж… По просьбе Антонины я поставил твою "семёрку" у тебя во дворе. Так что не удивляйся её явлению. Кстати, она в хорошем состоянии.

— Кто в хорошем состоянии? — спросил Ковригин.

— Машина! Машина в хорошем состоянии!

— А Антонина?

— Что Антонина?

— Ну… — Ковригин растерялся. — Антонина просила передать мне что-либо?

— Просила поблагодарить тебя, — сказал Алексей, — за то, что ты доверил ей, бестолковой неумёхе, на несколько лет дорогое для тебя средство передвижения…

— И всё?

— Пожалуй, всё.

— Я возвращаю вам портрет, — вздохнул Ковригин. — Или хуже того — больше я не буду играть с тобой и в твои игрушки. Это плохо. Это серьезно. А я уж хотел было найти способы примирения. Всё произошло по глупости. И глупость была моей. Ладно. Как дети?

— Нормально. Учатся. Интересовались, где их дядя. Искали на карте город Аягуз.

— А я был вовсе не в Аягузе, — сказал Ковригин. — В Синежтуре я был. Так получилось, что меня занесло в Синежтур…

— Что ты оправдываешься? — сказал Прохоров. — Аягуз. Синежтур. Твоя жизнь. Тебе и знать, где быть. Другим необязательно.

— Обида обидой, — проворчал Ковригин, — но зачем машину так картинно возвращать? Ко всему прочему я пешеход. А ей машина нужна хотя бы для того, чтобы детей возить в школу.

— Машин в Москве хватает, — сказал Прохоров. — Есть и у меня.

— Судя по твоему тону, — сказал Ковригин, — ты в такой же досаде на меня, как и моя сестрица. Хотя и не знаешь всех обстоятельств дела. А жаль. Я-то как раз хотел посоветоваться с тобой по поводу своей идиотской ситуации…

Ковригин замолчал. А ведь и впрямь именно с Алексеем и можно было потолковать о том, что с ним, Ковригиным, случилось в последние недели. Не бесполезны были бы для него разумные оценки или даже подсказки этого здравомыслящего человека. Но бывший муж Антонины молчал.

— Ну, что же… — Ковригин вздохнул. — Повременим с советами… Извини, я закурю… У тебя-то как с делами? Спрашиваю не из вежливости, а по интересу…

— Кризис он и для меня кризис, — сказал Алексей. — Новых заказов на виллы и коттеджи нет. Начатые бы достроить… Наше архитектурно-дизайнерское бюро пробавляется поделками. Правда, сейчас получили неожиданный контракт: придать новые эстетические формы, пусть и самые авангардные, некоему летающему объекту…

— Дирижаблю! — вырвалось из Ковригина.

— Почему дирижаблю? — удивился Прохоров. — Откуда ты слышал про дирижабли?

А в голосе Прохорова ощутимым был испуг.

— Блажь это моя! — воскликнул Ковригин. — Ничего я не слышал про какие-то летающие объекты, требующие авангардных форм! Сам не понимаю, с чего бы втемяшились мне в башку эти дирижабли?

— Во всяком случае я тебе ни про какие дирижабли не говорил, — нервно произнёс Прохоров. — И ни про какой наш новый контракт ты от меня ничего не слышал.

— Истинно так! — подтвердил Ковригин. И, чтобы вычеркнуть из общения тему дирижаблей, спросил: — Алексей, а ты с новой подругой Антонины, некоей Ириной, вроде бы дизайнершей, знаком?

Прохоров ответил не сразу, будто бы откапывая в памяти смысловую песчинку:

— Знаком.

В Ковригине сейчас же возникла потребность объяснить Прохорову нервность (или детскость) раздора с Антониной его неприятием наглой, высокомерной бабищи, готовой всех порвать. Но вышло бы, что он нажалуется на женщину, возможно, им непонятую, а себя, обиженного, постарается оправдать.

— Да, знаком, — сказал Прохоров. — Мало того, она работает в нашем бюро и под моим началом.

— И по контракту в том самом неожиданном проекте? — не удержался Ковригин.

— Я этого не говорил, — мрачно сказал Прохоров. — И про контракт, повторюсь, ты от меня не слышал.

— Не слышал. А про дирижабли я слышал от других людей, — раззадорился вдруг Ковригин. — Меня склоняют к промышленному шпионажу в пользу султаната Бруней. Большие, между прочим, деньги. И вилла на берегу океана.

Прохоров молчал, видимо, переваривал слова Ковригина.

— Ладно, ко мне пришли, — сказал Ковригин. — Передай приветы всем, кроме твоей сотрудницы, скаковой кобылицы Ирины. А сыновьям скажи, что дядя их не опозорит.

И повесил трубку.

Никто к нему, слава Богу, не пришел.