Лягушки

Оболганным находиться среди людей, только что оравшим "Браво!", Блинов не мог. И улетел. Иные могли посчитать, что он сбежал от позора, но их мнение следовало признать близоруким и поверхностным. Он поспешил в Москву, чтобы продумать, как восстановить справедливость. Он уже ощущал себя натурой значительной и в предприятии своём был намерен возвратить себе репутацию духовного исполина и страдающего таланта, но, естественно, не мог отказаться и от требований мести. При этом что-то заставляло его спешить, тогда и возникло в нём труднообъяснимое — "полтора месяца". Почему полтора месяца, откуда полтора месяца? Тем не менее эти полтора месяца были вбиты в голову взволнованной Леночки Хмелёвой и зажили в ней часовым механизмом взрывного устройства. Но полтора месяца были рассчитаны на долговременную акцию. А уже с фуршета, по подсказкам двух московских ушлых театроведов, Попихина и Холодцова, приглашённых в Журинский замок, он унесся в Москву экстренно начинать охоту на Большой Бронной улице. Но и там его ждал конфуз. Оказалось, что все бумаги Ковригина в Авторском обществе были оформлены идеально и именно Ковригина признали автором пьесы "Веселие царицы Московской". В тот же день Блинов впервые услышал имя Лоренца Козимовна и то, что она служит у Ковригина литературным секретарём. По советам всё тех же театроведов, вернувшихся из Журина, Блинов поспешил в суды. А перед тем, как улететь с фуршета в Москву, Блинов успел передать Хмелёвой мелко исписанный листок с упомянутыми выше указаниями. Там и упоминалось — "Полтоpa месяца". И категорически был назван исполнительным персонажем Ковригин. Тут Блинов заранее потирал лапищи. Два зайца, пока не убитые, но обречённые, беспечно резвились рядом с ним, сеттером. Важно было объявить Ковригина плагиатором и мошенником. Второго зайца можно было подарить опозоренному олигарху Острецову и его гончим псам. Именно Ковригин уломал красну девицу и увёз Хмелёву из Синежтура — вот, мол, в чьей голове возник злодейский замысел, а он, Блинов, был ни при чём. В том, что Хмелёва сымпровизирует как надо, Блинов не сомневался. Ведь она была воплощенная им из глины захолустья Галатея. Верная к тому же. Или хотя бы благодарная демиургу Юлию Валентиновичу.

Однако то, что стало происходить после первых московских чудес, Блинова озадачило. И даже напугало. Возникали обстоятельства, какие сам Блинов не мог себе объяснить. Срывы ожидаемых удач с удовольствием стал приписывать провинциалке Хмелёвой. Обсуждать что-либо с ней, теперь для него — созданием глупым, не имело смысла. А то, что она провела предбрачную ночь с Ковригиным, его начинало злить. Тем временем никаких движений в осуществлении программы Блинова не происходило. Но тут в нём стали звучать голоса. Не в дремотах, не в снах кошмарных, а будто бы внутри него установили мобильный и выказывали Блинову знаки внимания. Голоса эти были осмысленные, связанные с литературными заботами Блинова, и доносить о них психиатру было бы смешно. Они советовали Блинову, куда пойти и что сделать. Затея с синопсисами была подсказана именно ими. Потом один из голосов объявил, что у него, Блинова, возникли влиятельные спонсоры и что они возлагают на него важную миссию.

После услышанных слов Блинов ходил по квартире в Химках (ему уже снова виделось жилище в Москве), напевал (мелодию придумал сам) слова о Степане Степанове, по прозванью Каланча, но потом помрачнел и стал зол. Вспомнил о прочитанных вчера главах "Записок Лобастова". Публикации новых сочинений Ковригина (не хотел их читать, матерился, но читал) превращали его в желчного и свирепого зоила, и Галатее-Хме-лёвой приходилось терпеть его.

— Не твоя ли, Ковригин, подруга Лоренца Козимовна пожелала стать спонсором Блинова? — спросила Свиридова. — Не она ли одарила Блинова возможностью жениться на Хмелёвой?

— Да хоть бы и она, — сказал Ковригин. — Ты лучше расскажи про Хмелёву.

69

— А что? — сказала Свиридова. — Твоя Хмелёва себе на уме.

— Но зачем-то она желала поговорить со мной. Наверняка хотела попросить о помощи…

— Искала выгоду и способы примирения, Да и Древеснова её теперь волнует. А ты — повелитель Древесновой. Может даже, её воздушный родитель. Наша Леночка — актриса, и при том талантливая… Ну да, и я актриса, но не радуйся и не заблуждайся, в быту актрисой я уже отыграла. И с тобой я — просто женщина, бескорыстная и наивная.

— Наивная! — усмехнулся Ковригин.

— Именно наивная, раз я тебя люблю. Но не будем сейчас раздавать друг другу тюльпаны в сиреневом чаду.