Лягушонок и Мистер Совершенство

Блондинка всё-таки решилась послушаться родительского совета… Переступая разбитое стекло рамки, прошла на кухню. Обеспокоенный отец последовал за ней. Дрожащими пальцами Полина открыла пузырек с таблетками, проглотила одну, стакан и графин с водой, ударяясь друг о друга, жалобно звякнули, запила таблетку водой.

— Да на кой черт мне его увольнение, пап? Нет, ты не будешь пока вмешиваться. Мы сделаем вид, что не догадываемся о Диминой связи со сводной шлюхой. Я знаю, на какие кнопки следует надавить. Он не сможет отказаться от нашей свадьбы. А уж потом вмешаешься ты и доходчиво ему расскажешь, что его ждет в случае неблагоразумного поведения. Дима человек честолюбивый, не пустит из-за дешевой девки свою карьеру под откос. У него просто временно помутнение рассудка. Ковалев не станет связывать свою жизнь с этой рыжей хамкой, они совсем не подходят друг другу. В ее обществе нормальному человеку даже полчаса провести сложно. Постоянные подколы, дерзит, как девочка малолетняя. Сколько раз хотелось надавать ей по губам.

Виктора Анатольевича речь дочери шокировала.

— Поля, если м

ужчина изменяет невесте за  четыре дня до свадьбы, то потом вообще не будет вылезать из постели любовниц. Объективно, внешне Дима очень интересный парень, желающие всегда найдутся… На кой черт тебе сдался этот мудак?!

И снова послышался грохот. На пол полетел графин с водой, потом стакан.

— Поля, прошу тебя, доченька… — Виктор Анатольевич успокаивающе вытянул  руки вперед, — Тише, следи за своими эмоциями.

Доченька схватила нож. Аристократичные тонкие пальцы ходили ходуном, взгляд небесных глаз казался безумным.

— Нет, папа. Я никому не позволю испортить мою идеальную свадьбу. Никому…

Глава 18

— Все, Лягушонок, приехали.

Заглушил машину и повернулся к притихшей рыжей бестии.

— Дрейфишь?!

— Нет, ни капельки, чего мне дрейфить. Думаю, родители поймут, поохают немного, поругаются, но мы же им не чужие, в конце концов. —  А девичьи пальца в противовес словам нервно теребили ручки сумки-рюкзака. —  И в нашей любви можно найти определенные плюсы, все богатство в семье останется.

— Какое такое богатство?! — смеялся я.

— Дети, самое главное богатство. Многим родителям, трудно принять чужого человека как сына или дочь, а мы сколько кровушки друг другу попили, уже родные, притираться не надо.

— Мой бесстрашный  оптимистичный Лягушонок!

Пытаясь подзарядиться от нее смелостью, зарылся носом в рыжие спирали волос. Инна порывисто обвила мою шею руками, и тоже стала тереться об меня носом.

— Хотя, знаешь, дрейфлю, — жалобно призналась плененная мной жар-птица.

Стал бессовестным образом покушаться на ее пухлый рот. Ее губы это мой фетиш, как и ярко рыжая полоска волос на лобке… Они меня безумно умиляют, и одновременно до чертиков возбуждают.

— Я тоже немного дрейфлю.

— О, ну это понятно, ты всегда был трусливым малым, —  хоть и в меня влюбленная, но по-прежнему редкостная язва.  

— Не все такие безбашенные, как ты. Но дело в другом, неприятно чувствовать себя мерзавцем.

—  А что ты хотел и рыбку съесть и косточкой не подавится?

— Ты рыбка или косточка? — снова улыбался я.

Находиться радом с ней сплошное солнечное настроение.

— Ты обзываешь меня лягушкой, — деланно обиженно выпятила губы Инна.

Такая соблазнительная сейчас. Я снова начал наглым образом нападать на ее рот, уже совсем не легкими, а вполне себе взрослыми поцелуями.

— А лягушку съесть получится?!

— У меня ядовитая слюна, — торжественно, как в детстве протянула моя царевна-лягушка.

— Уже траванулся… наглухо. Еще с 15 лет. Помнишь, ты меня пометила?

В который раз припал к ее сладким губам. А ведь раньше  я был не большой любитель поцелуев, чистоплюй хренов. И только с Лягушонком проснулась эта необъяснимая жажда постоянно целоваться. Вот и сейчас увлекся процессом, рядом с ней напрочь сносило крышу.

Только проблемы разве решишь поцелуями. Отстранился, отдышался.

 — Пойдем, Лягушонок, перед смертью не надышишься. И ты права, в самом деле, не съедят же нас родители. Папа тоже давно траванулся твоим обаянием.   

— Конечно, не съедят, — успокаивала меня Инна, — ты вообще невкусный, слишком пресный.

— Зато ты, блин, чересчур острая.

И до безумия вкусная, я не удержался, попробовал, всю и везде вылизал.

Решительно вышел из машины. Все, хватит, наступило время обозначить свои права на Солнышко и отстоять перед всем миром свою любовь. Инна тоже вышла. Побледнела вся, бедненькая, позеленела, глазюки – огроменные тревожные блюдца, зацелованные пухлые губы кажутся еще больше.  Ну, в самом деле, испуганный лягушонок. Схватил ее холодные пальчики в свою ладонь и решительно направился к подъезду, нажал на кнопки домофона.

— Кто? — послышался напряженный голос мачехи.

— Дмитрий Царевич с лягушонкой прискакал.

Тетя Наташа засмеялась.

— Заходите, ждем…

Домофон пикнул, дверь отрылась. Сделал глубокий вдох и ринулся внутрь, волоча за собой своего Лягушонка.

— Царевич, —  недовольно бурчал Инна, — самомнение у некоторых ого-го, просто зашкаливает.

— Не злись, — довольно улыбался я, —  в следующий раз скажу Синьор Идиот и прекрасная Жар-птица пожаловали.