За годы, проведенные далеко от дома, я и думать забыл о вредной сводной сестрице. Мне было некогда, новая страна, учеба, друзья, карьерные амбиции, на которые приходилось вкалывать как Папа Карло, иногда без выходных да проходных, потому что в Европе хоть и поменьше, но тоже двигают, прежде всего, своих.
Нет, неправда, думал, конечно, как о чем-то родном и донельзя забавном. На расстоянии почему-то вспоминались только хорошее, точнее, даже плохое казалось хорошим. Она была такой языкастой заразой, гордячкой, быстро загоралась, так неистово защищала все, что считала для себя близким. На расстоянии даже Иннино ослиное упорство и привычка то и дело вцепляться в волосы воспринимались совсем иначе. С теплой улыбкой, каким-то даже восхищением: «Вот же чертовка! Невозможная девчонка». Видимо, потому что Лягушонок никогда не опускалась до подлости, если и делала какую-то каверзу, плевалась, подкладывала жвачки, то только в ответ на агрессию или унижение со стороны других.
Я очень соскучился по всем родным, накупил кучу подарков. Шарфик для Инны нашел спонтанно, шел мимо какой-то витрины, глаза выхватили зелено-рыжее буйство, невольно начал улыбаться и что-то теплое разлилось в душе. С лягушонком дольше мучился, много сайтов облазил, пытаясь найти вещицу, похожую на мою неугомонную сводную сестрицу. И не угадал, совсем мимо, меня обманули, жестоко надули, от прежней рыжей вредины ничего не осталось…
Нет, сначала все было хорошо, даже отлично, такой теплый уютный вечер в окружении родных. А потом послышался веселый женский голос, я поднял глаза и получил солнечный удар… прямо в голову, глаза, живот, пах. Сначала я даже Инну не узнал, точнее, не мог смонтировать в своей голове голос, несомненно, принадлежащий сводной, чтоб ее так, сестре, и прекрасную девушку, стоящую в дверном проеме. Высокая, длинноногая, со всеми нужными для идеальных ног просветами, фигурой, которой многие модели позавидуют. Одно точеное плечико нагло обнажено, а дальше еще хуже, точнее, лучше, точнее, фиг поймешь. Нет, она, конечно, уже начала хорошеть, когда я уезжал, но все равно возникло ощущение, что тут не обошлось без пластического хирурга. Как могли нелепые черты сложиться в эту красивую соблазнительную картинку… Но окончательно меня доконали ее губы: пухлые, сексуальные, манящие, раньше они казались неуместно большими на ее лице, а сейчас вызывали жажду и голод, хотелось к ним приникнуть, смять, сожрать… потому что нельзя быть красивой такой, нельзя так безбожно искушать. Ровные белые зубки, тонкий носик, большие глаза и блестящие волны волос, в которых навсегда застряло солнце.
Внутри вдруг вспыхнула злость, такая же яркая, как ее волосы. Эта чужая красавица сожрала моего Лягушонка и теперь скалится. А я так соскучился по сводной бестолочи. Как она может быть такой красивой?! Зачем обернулась чужой жар-птицей! Как смеет переворачивать все с ног на голову, скручивать внутренности тугим узлом, безбожно бить солнечным ударом? Эта девочка всегда вызывала во мне кучу неконтролируемых эмоций, но теперь, пожалуй, может произойти настоящее буйство.
Злость, раздражение, бушующее в теле, только увеличились, когда Инна снова вернулась в гостиную. Лягушонок даже двигаться стала по-другому. Раньше она все делала стремительно, была немного неуклюжей, вечно обо что-то ударялась, а потом жалобно пищала, но редко когда плакала. Сейчас в движениях появилась плавность, грация кошачьих и секс… Раньше в ней не было секса, или я не замечал. Сейчас в каждом движении, даже в том, как она чинно отрезает ножом мясо, подносит вилку ко рту, жует, улыбается, отбрасывает надоедливые красные волосы за спину, везде чудилась изощренная, тщательно выверенная сексуальность.
— Мистер Совершенство, — снова нагло улыбалась жар-птица, поглотившая моего Лягушонка, — дядя Саша сказал, что ты надолго в родную страну пожаловал. Неужели надоели заграницы?!
Зеленые глаза смотрели с озорством… А губы, черт, губы, Анджелина Джоли отдыхает… Они улыбались, они соблазняли, искушали, продолжали бить солнечным ударом, да прямо в пах.
— Надолго, — коротко ответил я, с необъяснимым голодом отправил в рот кусок мяса и начал жевать.
— Что так?! Неужели в Европе за твою голову назначено большое вознаграждение?!
В зеленых глазах плясали бесенята, а может, прежние маленькие забавные лягушата.
— Конечно, миллион евро, можешь сдать, разбогатеешь.
— Я поняла, женщины Европы, которым ты вдребезги разбил сердце, объединились в секретную организацию типа Ку-клукс-клана, и объявили охоту, с целью лишить тебя самой ценной части тела.
Отец фыркнул, пытаясь сдержать смех, старшие Ковалевы и дядя Виктор с женой заулыбались. Все же в этой огненной красавице и от прежнего Лягушонка что-то осталось.
— Не неси чушь за столом, — сделала замечание тоже подхихикивающая тетя Наташа, — язык, как помело.
— Если что, я сердце имела в виду, — продолжала веселиться жар-птица.
— Смотри, чтобы твои поклонники не объединились, — вставила бабушка Тоня. — Каждый месяц новый парень.